Бойкий и непоседливый, но одновременно с тем располагающий к себе член экипажа «Ковчега», сей чрезмерно энергичный юноша с лукавым взглядом охотно отзывается на прилипшее к нему «Эй, Щегол!» и всегда готов шустро приняться за любое из поручений капитана. В отличие от большинства остального экипажа, история его попадания на борт больше комична, нежели результативна: до своих первых шагов по палубе пиратского судна Натаниэль успел побывать и беспризорным мальчишкой, и цирковым акробатом, и даже студентом Университета всеобщих наук с необычной тягой к кустарному производству. Казалось бы, такой извилистый путь вовсе и не был обязан подвести его именно под «ярко-красный», однако же...
Впрочем, обо всем по порядку.
К сожалению или счастью, но на долю Натаниэля выпала участь оказаться единственным (что, тем не менее, по сей день остается сомнительным фактом) сыном Дрейка Кроу, малоизвестного в рейдерских кругах зверолюда-авантюриста, но зато настоящей звезды игорных домов и долговых обязательств. Посвятивший себя поиску богатств в укутанных Туманов осколков рельефа прежнего мира, он неожиданно для себя сошелся с Маргарет Талли, простой, но подавальщицей из постоялого двора в Кельве. Неизвестно, так ли на самом деле им была необходима свадьба, однако их отношения совершенно точно вышли за черту обычной интрижки.
С самого рождения Натаниэль был поставлен перед простым фактом, требующим от него просто смириться: родительское внимание – вещь дефицитная. Захваченная в ворох повседневных обязанностей, его мать большую часть времени проводила на работе, а отец – и без того редкий гость в домашнем уюте, - не вернулся из очередной экспедиции, когда сынишке шел четвертый год отроду. Перед своим последним отбытием в Туман Дрейк мог похвастаться крупной кипой долгов, выросших из не закрытых контрактных обязательств перед частными коммерсантами, что помогали снаряжать его экспедиции: большинство средств, достававшихся ему с продажи вывезенных из Туманов ценностей, Дрейк всегда успевал «поставить на стол», вот только кости его не слишком любили. До терпеливо считающих проценты инвесторов доходили лишь не пропитые гроши, а потому накопившиеся за несколько лет долги легли на плечи Маргарет тяжелым бременем, когда с момента последней весточки от супруга минуло больше года.
Росший с тех пор в нападках бедности с наступающей на пятки нищетой, Натаниэль, зачастую предоставленный на откуп самому себе, уделял исключительное время уличной жизни. Вместе со свободной от родительского внимания ребятней он лихо обжился в городском лабиринте из переплетения узких переулков, грязных подворотен и крыш, не то гоняя бездомную живность, то не собирая оплеухи от чрезмерно нервных зевак. Несмотря на присущую с рождения импульсивность и умеренную вредность, Натаниэль, вместе с тем обладая дружелюбным и, по сути, безвредным нравом, легко располагал к себе многих сверстников, преимущественно из числа беспризорников или сирот, с радостью принимавших зверолюда в свои компании.
Искусство воровства и обмана коснулось его уже в юном возрасте, когда вместе с мастеровитой в привитых улицей занятиях ватагой таких же сорванцов-беспризорников, как сам, Натаниэль ловко подрезал кошельки у рыночных ротозеев, равно как и не брезговал возможностью стянуть что-нибудь плохо лежащее с прилавков невнимательных торговцев. Доставшиеся от природы проворство и находчивость в сочетании с удивительным везением не редко помогали ему избежать множества щекотливых ситуаций, вот только Маргарет к увлечениям сына отнеслась неблагосклонно, полагая, что даже если она и не утащит его с собой на дно, то и отцовская наследственность в таких условиях не приведет ни к чему хорошему.
Решение отдать своего ребенка в обучение бродячей цирковой труппы было принято ей спонтанно, когда по Кельву прошелся слух о том, что гостившие в нем длительное время артисты с радостью принимают в свои ряды талантливых желающих.
Позаимствованная от уличной жизни сноровка, врожденная гибкость и выпестованный за время притворства перед жертвами воровских проделок артистизм пошли на пользу Натаниэлю: на попечении у выдающегося акробата зверолюд освоился в цирковом ремесле так же стремительно, как и в плутовском, в некотором роде оказавшись любимцем публики. Прежние привычки, тем не менее, никуда не исчезли; он не испытывал ни удовольствия, ни радости быть объектом чужого внимания, требовавшего от него качественных развлечений. Даже несмотря на старательный подход к выступлениям Натаниэль никогда не скрывал того, что цирковая жизнь претит ему однообразием. Танцовщица Алия и ее брат-факир Низам – двое артистов, с которыми сильнее прочих сблизился зверолюд, – прекрасно понимали, что в действительности он никогда не захочет стать полноценным членом их разношерстной семьи. Из желания помочь юноше с мечтательно устремленным в небо взглядом, они обучили малограммотного юношу чтению, письму и арифметике, а также помогли скопить достаточную сумму для того, чтобы в тринадцать лет Натаниэль навсегда распрощался с цирком и оказался в числе абитуриентов Университета всеобщих наук.
Избравший для себя стезю алхимии и медицины, Натаниэль достаточно рано осознал, насколько... «разнообразные» перспективы может предложить ему наука о веществах и составах.
Свой первый крепленный напиток, полученный при помощи элементарной перегонки в самодельных условиях, Натаниэль шутливо назвал «Философским камнем» и в дальнейшем неоднократно совершенствовал, кропотливо работая над технологией, соотношением и пропорциями; построенный по научным канонам рецепт терпко обжигал горло и приятно дурманил разум, сыскав популярность у многих легкомысленных студентов. Безусловно, подобное достижение не нашло понимания в глазах преподавателей, однако до тех пор, пока подверженная соблазну тайны горстка студентов не афишировала свой новый пункт внеучебных развлечений, светлейшие умы Университета либо оставались в неведении перед алкогольным промыслом Натаниэля, либо же снисходительно закрывали глаза на мелкие эксцессы уровня простых слухов. Время промежуточных экзаменов, согласно их ожиданиям, должно было расставить все на свои места и отсеять наиболее безответственных любителей поцарапать зубами гранит науки, однако Натаниэль каким-то чудом все же сумел преодолеть их.
Иронично, ведь именно радость от этого события, помноженная на несколько порций «Философского камня» повлекла за собой инцидент, после которого двери Университета навсегда закрылись перед зверолюдом, а знавшиеся с Натаниэлем одногруппники еще долгое время вспоминали того «ушастого ловкача», что стал причиной появления в кабинете декана пьяного грифона.
Не имея иной возможности, кроме как использовать те немногие знания в области алхимии, усвоенные за время студенчества вместе с собственными непомерно-лестными рекомендациями о себе любимом, Натаниэль с момента исключения предпринял множество безуспешных попыток напроситься в команду экспедиционных кораблей прежде, чем в одном из трактиров Бальтазара повстречал капитана «Ковчега». На удивление восхищенный ничем иным, как самогоном Натаниэля, капитан Вейн смеха ради согласился пустить спиртных дел мастера на корабль в качестве юнги, предупредив однако, что привычный промысел его команды может не оправдать питаемых юношей ожиданий. На памяти Натаниэля это осталось лучшим примером завуалирования фразы: «Мы, вообще-то, грабим, убиваем, пьянствуем и, в перерывах, еще насилуем».
Как бы то ни было, но никогда не старавшийся существовать бок о бок с буквой закона Натаниэль не разочаровался в перспективах службы на «Ковчеге», за два года странствования в его пиратской команде благополучно зарекомендовав себя в глазах капитана Вэйна. Надежный, исполнительный и верный, не лишенный находчивости и остроумной дипломатичности, Щегол занял место его личного адъютанта, выполняя всю ту работу, для которой требовался подход более аккуратный и разносторонний, нежели тот, что могли обеспечить обычные методы баламутных буканиров.
И теперь... его ушки и хвост всецело к вашим услугам. Если у вас есть какое-то дело к капитану этой сексуальной воздушной каракатицы под названием «Ковчег», то Щегол непременно известит его, даже не сомневайтесь в этом!

Самый настоящий фигляр и ловкач, Щегол с рождения «страдает» амбидекстрией, вследствие чего, помимо одинаково хорошего владения каждой рукой, способен очень быстро оценивать ситуацию и так же скоро принимать решения.

Его доставшиеся от отцовской крови ловкость с проворством в совокупности с остротой реакции оправдывают юношу, как талантливого вора, посвящавшего себя мастерству в этом деле на протяжении почти всей недолгой жизни.

Отличный акробат и трюкач, чему способствует наработанная в цирке пластичность тела и упражнения в эквилибристике; впрочем, именно этот факт и выставляет его нынче идеальным кандидатом для того, чтобы попросить добраться до самых труднодоступных или высоких участков корабельной конструкции.

Щегла сложно назвать атлетом в полном смысле слова, однако бегать выносливый зверолюд умеет далеко, качественно и быстро; особенно, если от этого навыка зависит сохранность его собственной шкурки.

Сведущий в искусстве обмана чужих глаз, в зависимости от обстоятельств может передвигаться тихо и скрытно, а благодаря невысокому росту и сноровке ему будет не сложно затеряться в толпе.

С легкостью обнаружит доступный лаз в запертое помещение.

Владеет посредственными навыками взлома простых замков и нередко пытается мастерить под них отмычки из подходящего хлама, что окажется под рукой.

Благодаря приобретенному за жизнь артистизму и способности без зазрения совести лгать прямо в глаза может иной раз обдурить разумное существо, хотя особенно сладкой речью не отличается.

Начинающий алхимик; не разбирается в научных изысканиях в полной мере, однако прекрасно освоил процесс дистилляции и сборку самогонных аппаратов.

Умеет обращаться с саблей в контексте: «знает, за какой конец держать».

В этом пункте вы можете указать всё, что пожелаете, но что не подходит под предыдущие пункты.