Не имеет смысла описывать большую часть его жизни. Эдвард появился на свет в Бальтазаре, этом шумном и порой чертовски грязном городе. Родители были ни бедны, ни богаты — средний класс, простые рабочие люди. А жизнь бежала скучной тропой — детство, школа... Окончание учебы. Шестнадцать лет, семнадцать лет.
   
Эдвард — молодой, шумный, громко смеется. Выпивает с такими же юнцами как он. Родители недовольны им; он не похож на них, серьезных, полагающих, что работа — это только та, что руками и требует много сил. Эдвард не такой. Он смотрит на мир вокруг ясным взглядом, изредка подмечает мелочи, делает записи — из любви к структурированию. И работает в скучной книжной лавке, перечитывая там все подряд, пока покупателей нет. А в свободное время и по вечерам — он тут, в трактире.
Жизнь среднего рабочего человека кажется ему «никакой». Но сейчас он сам этот человек.
   
Все меняется в тот же год. В очередной вечер за трактирной стойкой к нему обращается необычный мужчина с просьбой донести всякий скарб. Естественно,  не бесплатно. Почему к нему — он и сам до сих пор не знает. Но в какой-то мере благодарен Джеку Риддлу за эту маленькую просьбу.
   
Эдвард не прочь подзаработать простым делом. Вещи тяжелые, странные, замотанные в тряпки, но его это мало волнует; Монаган перекидывается вежливыми фразами с мужчиной, явно «измененным» Туманами, потом замолкает.
Мужчина начинает новый разговор. Говорит словно по книгам, вспоминая какие-то интересные места, случаи из жизни, настоящие экспедиции в Туманы. Эдвард чувствует легкую зависть, а в сердце зарождается пока маленький, но настойчивый огонек.
   
На следующее утро он отчаливает от вокзала вместе с Джеком в качестве его сопровождающего. «Носильщика артефактов», как потом со смехом подметят в Университете.
Эдварда принимают туда с большим трудом. Он уже взрослый, а знаний за спиной — только книги. Никакой практики, никакого таланта. Поручается ли за него Джек или нет, Эдвард не помнит, но библиотека Пристани исследователей его ошеломляет и заставляет потерять дар речи.
   
Учеба дается ему тяжело поначалу; не привыкший отступать, он наверстывает «упущенное» днями и ночами. Впервые видит летающий корабль так близко — и огонь разрастается сильнее. Новые знания наконец-то будят его от того «повседневного сна», в котором он жил когда-то, и Эдвард с удовольствием берется за все, что ему попадается.
   
Иногда он сопровождает Джека в его поездках; конечно, в роли носильщика и тяжелой силы — с годами гены берет свое, и Эд становится выше, а горячая молодость позволяет решать дела кулаками, как тогда, в трактирах.
   
Он заканчивает учебу за восемь лет — не так много, но и не мало. Занимается исследованием Туманов, точнее, их влияния на внешний мир — например, разномастного ландшафта на Офелии, чудных гор на Кайматсу, чистых полей на Авроре.
В сами Туманы он не лезет — не его дело. Пока что, по меньшей мере.
   
Записи и научные труды, которые он пишет, довольно хороши, и Эдвард не бедствует. Он навещает родителей время от времени и чувствует некоторую горечь, когда они умирают; старую квартиру, оставшуюся в наследство, он продает безо всякой жалости. Жить в Университете ему удобнее, чем в Бальтазаре.
Временами Монаган бросает прежние наработки и отправляется за Джеком. Туманы оставляют на нем все больше отметин, а память слабеет, и Эдвард чувствует себя в какой-то мере ответственным за Риддла. В конце концов, кто, если не он? Есть ли у Джека вообще хоть кто-нибудь?
   
Очередная поездка для новой исследовательской работы круто меняет жизнь Эда. Ему двадцать семь — и на Шадри (какой черт его туда отправил?) он встречает девушку. Девушек, конечно, в целом тысячи или десятки тысяч, но именно Роуз овладевает его сердцем — и удивительно ясным, острым умом, бойкими (и порой грубоватыми) шутками, улыбкой и добротой.
   
В Университет Эдвард возвращается ради заявления на отпуск, кажется, впервые за несколько лет.
После отпуска он трудится усерднее прежнего, берясь даже за те дела, от которых многие воротили нос. Зато спустя год или два ему удается купить маленький, но уютный дом на Шадри, поодаль от Летнего Форта. А Роуз, прекрасная Роуз, дарит ему дочь — Амелию.
     
Теперь Эдвард разрывается между семьей и работой в Университете. Он засыпает в поезде по пути домой, но возвращается с улыбкой. Несмотря на усталость, он счастлив. Дом совсем не обставлен, кое-где требуется ремонт. Эд впервые бьет себя молотком по пальцам, а Роуз, привыкшая к деревенскому труду, смеется так громко, что у него краснеют уши со стыда. Но он быстро учится.
   
Иногда Эдвард приводит в дом Джека — уже не совсем того, каким тот был раньше, и, кажется, он не очень нравится Роуз. Ведомый чувством вины, на какое-то время Эдвард «забывает» про Риддла и не едет на его поиски.
Он даже подумывает о том, чтобы забросить Университет и тамошнюю работу. Но этому сбыться не суждено — в один день Роуз сильно подкашивает болезнь. Она сгорает за считанные недели.
   
Монаган не сразу берет себя в руки, но не смеет бросать Амелию — и благодаря ней постепенно находит утешение. Эдвард начинает работать только на полставки, чтобы проводить как можно больше времени с дочерью. Когда та подрастает, он берет её в ставшие редкими поездки — лишь в те, которые он считает безопасными. Туда, где нет ни капли Туманов.
   
Амелия растет быстро. Тут ей пять лет, а вот — уже семь.
Когда ей исполняется девять, Эдвард теряет и её.
   
Все происходит до глупости нелепо, а в то же время — по-настоящему. Вот она просит взять её с собой в очередное путешествие; Эдвард отказывает, с неохотой упоминая Туманы на том острове, Бауне. Амелия не отступает — упрямая, как её мать и отец, и Эд вынужден повысить голос. Они ругаются, а утром она не выходит из комнаты, чтобы попрощаться с ним.
Он даже помыслить не мог о том, что маленькая хитрюга ещё до его пробуждения будет поджидать на станции и проберется следом. Её, конечно, ловят как зайца уже в дороге, а когда она начинает шуметь и кричать, Эдвард моментально оказывается рядом. Он сердит, оплачивает билет и для своего зайца, но в то же время сдается — ему не хватает строгости, чтобы на очередной остановке пересадить Амелию на обратный поезд.
За это он будет корить себя до конца своих дней.
   
На Бауне все спокойно. Туманы — заметные, крупные и белоснежные, а компания коллег рядом весело перемигивается — их забавляет вид хмурого высокого Эдварда и его донельзя любопытной и маленькой дочери. Они клянутся, что будут присматривать за ней ценой своей жизни, а сам Монаган читает Амелии подробную лекцию о том, чтобы она и шагу от него не ступала. В конце концов, им надо вести наблюдение только снаружи, на порядочном отдалении от Туманов — а это как раз безопасно.
   
Когда со стороны белоснежной толщи дыма раздается легкое, невесомое и едва слышное пение, Эдвард думает, что ему показалось. В следующий миг пения он прислушивается — и делает это совершенно зря.
Когда наваждение спадает, а разум проясняется, Монаган видит то, чего никогда не хотел бы видеть — Амелию, подошедшую слишком близко к Туманам. Слишком далеко от него. Действительно, о пении со стороны Туманов ей не говорили — но они ведь и сами об этом не знали!
Эдвард кричит, а Амелия, увлеченная чем-то, протягивает маленькую руку в дым. Её словно кто-то — или что-то — берет за руку, девочка улыбается, шевелит губами, будто отвечая на вопрос, после чего кивает — и делает шаг вперед. Туманы благосклонно принимают её.
   
Эдварда, забежавшего следом, Туманы принимают не столь благосклонно.
   
Сейчас Монаган не скажет, как долго он бродил там, что видел. Но он помнит свои слезы и то, как много, почти непрерывно звал Амелию. И то, что в Туманах не было ни единого её следа.
Наружу он возвращается не на своих двоих. Коллеги, перепугавшись, запросили помощь со стороны Университета, а исследовательской команде на удивление повезло — и они смогли не только найти Эдварда, но и вытащить его живым и более-менее здоровым.
Эдвард ждет на Бауне неделю, две. Проходит полгода бесплодных ожиданий, и ему кажется, что Амелия уже наверняка мертва.
   
Впервые он опускает руки. После того как Монагана вытаскивают из петли на том самом чертовом дереве, где он когда-то делал качели для дочери, за вправление мозгов берется ректор Университета, на подмогу взявший парочку ментальных магов.
От вмешательства в голову Эдвард отказывается, но беседа с ректором (а чуть позже — и с вернувшимся Джеком) его вразумляет. Самое меньшее, что он может — это, действительно, покончить с собой. Только вот... Что, если Амелия ещё жива там, в Туманах? Ведь и Риддл не сразу вернулся, и даже не через полгода, а через сроки куда большие.
И что, если она наконец выйдет наружу, а дома её будет ждать только петля рядом с качелями да две могилы. Не самое радужное будущее, а, Монаган?
   
После кратковременного «отдыха», если так можно назвать недельный запой, Эдвард возвращается в Университет и требует себе комнату. Возвращаться домой ему тошно; все напоминает о прошлой, более-менее счастливой, жизни. Но на продажу не выставляет — что-то в глубине души бормочет о том, что когда-нибудь все снова станет хорошо, и тогда он вместе с Амелией вернется на Шадри.
   
А пока — Эдвард живет в Университете. От исследовательских работ он отказался и ведет скучные лекции по своей специальности, выдает подзатыльники нерадивым студентам и тем, кто мечтает побывать в Туманах. Присматривает за домом, бывая возле Летнего Форта раз в месяц-полтора.
   
И ждет новую крупную экспедицию в Туманы. Может быть, в ней у него получится найти Амелию? Даже если она стала совсем другой, его это не напугает; хотя, по правде говоря, кошмары ему теперь снятся часто.

Ясный ум и куча книг за спиной.
Эдвард знает много. Эдвард читает много. Его почти что нельзя найти без книги, а если вы нашли его без книги, то у него в руках наверняка кофе или виски.
В общем, теорию чего бы то ни было Монаган наверняка читал, а вот сумеет ли он применить знания на практике — это ещё надо проверить.
   
Тяжелая рука.
Мало того, что Эдварду повезло с генами и он вымахал ростом и силушкой в своего отца-работягу, последние несколько лет Монаган занимается тренировками наравне с исследователями. Туманы — это не прогулка в парке, поэтому защитить себя и попытаться отгородиться от влияния окрепшим телом — хорошая идея.
   
Горе-механик.
Отдаленно знаком с механизмами, в том числе на практике — в качестве чернорабочего трудился при починке дирижаблей и воздушных кораблей, а обретенные знания пробовал еще на часах. Что-нибудь починить да может, например, винтик на протезе закрутит.
   
Зачем мне револьвер?
Снедаемый паранойей и кошмарами в последние годы, Эдвард таки приобрел оружие, и не одно, а несколько. Ружье выглядит внушительнее, зато револьвер лучше ложится в руку и его можно спрятать. Поэтому ружье отправилось на черный день в дом на Шадри.
Стреляет не то чтобы метко, но лучше, чем ничего.

Два года назад едва не испытал инфаркт, когда перед дверью его комнаты материализовался Джек. Двенадцатилетний, мать его, Джек Риддл. Слабо-слабо помнящий Эдварда по каким-то косвенным деталям.
С тех пор хмурый и донельзя мрачный Эдвард время от времени сопровождает Джека или вытаскивает его из проблем. Тот, в свою очередь, номинально проживает в комнате Монагана, который наткнулся однажды на Риддла, спящего на улице, был неприятно удивлен таким зрелищем и притащил его к себе.