Кео, мир Туманов |
|
|
Добро пожаловать на Кео, мир Туманов! Причудливый и порой жестокий мир может пугать, но оставь страхи позади — мы рады тебя видеть!
Фэнтезийно-стимпанковская ролевая, которая начала жить вновь. В левом углу сверху есть кнопки смены дизайна. 
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Кео, мир Туманов » Утерянные главы » 10.04.1705 → Кошачья мята
10.04.1705 | Поздний вечер | Университет, комната Келин |
|
Kelin/Pushok, Jack Riddle |
завязка |
После тяжёлого трудового дня нет ничего лучше мягкой кроватки, не так ли? Особенно, если эта кроватка не твоя, а чужая… главное, чтобы хозяева не возражали. …а если и будут возражать, то их всегда можно попытаться… «убедить» предоставить тебе место, верно? |
Память у Джека была дрянной, что твоё решето.
Даже хуже.
Проржавевшее, пробитое, жалкое воспоминание о решете. Тем не менее, у Джека были знания. И хотя они нередко подводили своего хозяина, Риддлу неизменно везло ошибаться в местах, где его знали, и знали, что Джек, в общем-то, безобиден, и ежели сделал какую пакость, так то не со зла, а просто, потому что забыл.
Вот и сейчас тоже.
Напившись молока, Джек Риддл принял стратегическое решение вернуться в комнату. В чью и зачем — не помнил, но имел смутное представление, что в ней будет друг, — вестимо, Эдвард, — и он будет не прочь приютить старого-молодого товарища на ночь.
Джек шёл мимо окон, за которыми разворачивалось настоящее представление; рождённые Туманами, где-то вдалеке падали огромадные, светящиеся лазурным светом перья-хлопья, из-за чего по коридорам Университета ме-едленно проползали сизые тени, скользили сверху-вниз, и пропадали, чтобы через несколько секунд вернуться вновь.
Риддл насмотрелся на "снегопад" ещё во дворе, вместе с Джейн. Джейн, которая, сама того не ведая, близостью тел заложила в Джека некоторые... желания. Не то, чтобы Риддл это уже осознал; лишь почему-то было жарко (и самую чуточку мокро), а значит — хорошо.
Беспощадно клонило в сон.
Джек толкнул дверь и вошёл внутрь.
Ведомый наитием, — всякий рейдер первой привычкой обретает способность доверять своей интуиции, — мальчишка проследовал к кровати, остановился и последний раз на этот вечер посмотрел в сторону окна. Неведомые "хлопья" завтра станут главной новостью среди учёных, а сейчас они — лишь повод для мрачных теней обнять вещи вокруг покрепче. Выглядела комната незнакомо, но Джек давно привык к этому чувству.
Раздевшись, — куртка полетела на пол, шорты с ботинками тоже, — Джек как есть, нагишом, забрался в постель.
Там что-то было.
Джека это не смутило.
Пьяный, узнав в чём-то нечто тёплое, Джек обхватил добычу руками и прижался к ней покрепче, ласково уткнувшись носом... куда-то. Что бы это ни было, старый друг, — Эдвард, вестимо, — правильно сделал, что подложил грелку в постель к Джеку.
Между ног сделалось чуточку липко, но Джек этого даже краем сознания не заметил — лишь потёрся грудью и животом о горячее создание, да блаженно заулыбался.
«Угх… как же я устала…»
Болела шея. Болела спина. Руки, ноги… глаза. Болело всё. Хотя, казалось бы, из-за чего? Вроде, ни в какую экспедицию не посылали, никуда не пришлось лезть и ни от кого не нужно было убегать. Только бумажная работа. Много, много бумажной работы. Несложной, но крайне обильной. Которую свалили на оказавшуюся поблизости ассистентку. Которой оказалась Келин. И, на первый взгляд, можно было бы подумать, что день обещал быть очень спокойным и медитативным…
В голове девочки то и дело всплывали расплывчатые формулы бланков, документов, заверений, одобрений, отчётов, чеков и прочего, и прочего… И всего этого было так много, что в глазах неизбежно начинало двоиться из-за чего утомлённой ассистентке не раз приходилось их протирать, рискуя клюнуть в пол носом, навстречу блаженной темноте…
…она резко выпрямилась, помотала головой и, на всякий случай, похлопала себя по щекам. Так, не спать. Пока не спать. Она ещё не у себя в комнате. И уж тем более не в кровати. Пол, конечно, не такое уж и плохое место для сна, судя по рассказам некоторых коллег (Орр, кажется, тоже как-то об этом упоминал… только он заснул стоя), но Келин, пожалуй, откажется от того, чтобы проверять данную теорию на практике. Тем более, что дома её ждёт нераспечатанный сок и недочитанный томик «Шелтервилльских историй»… то, что нужно, перед спокойным, дивным сном!..
Если, конечно, Пушок не захочет поиграть. Тогда о сне можно забыть. И вообще можно проснуться на другом конце Университета. Где-то на крыше. Голышом. Или ещё дальше…
Ещё один смачный шлепок обеими ладонями по лицу. Так, Келин, соберись. Осталось немного… Вот она, заветная дверь!..
…незакрытая, стоило к ней прикоснуться. Первый звоночек. Вздох. Неужели она забыла закрыть дверь утром?.. Тогда о соке можно забыть…
Она прошла внутрь и внимательно осмотрелась. Ничего необычного. Кровать была заправленной, а холодный ящик нетронутый… Даже томик никто не взял!
Класс!
Увы, но усталость, накатившая следом, отбила всякое желание праздновать. Сил хватило лишь на то, чтобы выскользнуть из одежды и заползти в мягкую кроватку, почти сразу же провалившись в сон…
Увы, он не был долгим.
Из сладкой дрёмы Келин вырвало ощущение того, что её одеяло зашевелилось. Затем, что-то скользнуло по её талии, мягко обняло её и… потёрлось об её спину.
Просыпаться очень не хотелось… чужак, а точнее сказать, чужачка (там немножечко было мягко. НЕМНОЖЕЧКО) хоть и был нежелательным гостем, но он был(а) тёплым(ой) и, в целом, приятным(ой). Но в итоге, в борьбе между желанием спать и желанием гневаться на вторженца победило последнее, из-за чего девочка, нехотя, заворочалась и проснулась.
Она приподнялась на кровати, из-за чего обнимать её стало немного неудобно, а одеяло, до того скрывавшее её, сползло вниз. Поморщившись и потерев рукой глаза, ассистентка зыркнула алым по синему, выцепив из мрака очертания нарушителя.
Им оказался… мальчик?
Прищурилась. Вроде мальчик. Похож, по крайней мере. И синий ещё.
- Эй… - голос вышел каким-то тихим. И совсем не злым, как хотелось бы. Просто… сонным. – М-моя кровать… найди свою…
Попытавшись придать себе более угрожающий вид, Келин нависла над синекожим мальчуганом… при этом выставляя напоказ своё скромное богатство, в виде небольшой груди, воинственно вздымавшейся, выдавая в хозяйке настрой, подобный боевому…
Джек был пьяным, а значит — храбрым.
Впрочем, не будь он таковым, всё равно не стал бы бежать в страхе от случайного шанса.
Когда добыча решила вырваться, Джек, ведомый пьяной дымкой в голове, даже не подумал удерживать её; пусть себе идёт. Идти не стала. Напротив — нависла и привлекла к себе внимание.
Сонно поморгав, Джек Риддл бесстыже улыбнулся.
На щеках его царил лёгкий, нежный румянец, на синей коже бывший откровенно розовым. Но если Келин в темноте могла этого не разглядеть, то вот Джек — совсем наоборот; его глаза, по пурпуру которых нет-нет, да скользили лазурные отблески, отлично видели в темноте.
И им нравилось то, что они видят.
Слова до мозга добрались не сразу.
— З-зачем? — Пробормотал в ответ Джек, улыбаясь. В груди громче застучало сердце, когда взгляд сошёл с шеи, тронул ключицы и после зацепился за девичьи соски; в голове мелькнуло на считанную долю секунды фантомное воспоминание, фантомное желание сжать девичьи бёдра и с силой направить их в нужную сторону. Она ведь сама выбрала быть сверху, верно?.. — Здесь хватит места нам двоим.
Разумеется, о чувствах Келин Джек сейчас не думал.
О том, что никакого выбора девочка не делала, Джек не думал тоже.
Если уж на то пошло, то и фантомное желание исполнить Джек был не в силах.
Но разве ж всё это могло его остановить?
Потянувшись мягонькими, точно вата, руками вперёд, Джек осторожно сжал девичью грудь своими пальцами. Затем — провёл по ней ладошками, и, ловко приподнявшись, уткнулся промеж лицом, невольно рогами сжав скромное богатство Келин.
Жарко, нежно, приятно; превосходно.
Мокро.
Закрыв глаза, внимая носом аромат девочки, вкус её кожи, пота и остаточных запахов ушедшего дня, а слухом — сердечные звуки, Джек на удивление чётко подумал — «Сейчас получу по морде.»
И всё равно обеими руками огладил девичьи бока и стиснул ягодицы, когда пальцами добрался до них.
Не зная зачем, Джек высунул язык и аккуратно, кончиком его, слюной начертил прямую от основания груди Келин к началу её шеи, где сладко поцеловал девочку и, нарочито робко поглядывая снизу-вверх, насколько мог, прямо заявил.
— Я могу сделать очень приятно. И... я-я хочу с-сделать.
Робость в голосе была неподдельной. Джек Риддл не был профаном в вопросах секса, и всё же — тело процессами внутри себя вносило некоторые коррективы в чувственность, так-то, бесстыдника-рейдера.
Сонливость отступила на второй план.
Похоже, что ей всё-таки удалось привлечь внимание мальчугана, правда, немного не в том ключе, каком она представляла. Сонный разум Келин предполагал, что тот проснётся и либо смутится, и станет оправдываться, после чего пойдёт на выход, либо, наоборот, возмутится и начнёт доказывать, что комната – его и кровать тоже его. Что потом приведёт к конфронтации и тут уже кто-то из них вылетает за дверь и ищет себе другое место для сна…
…либо они приходят к согласию и делят одну кровать на эту ночь. Но только на эту ночь.
Ничего из этого, разумеется, не случилось.
Вторженец не только не стал ни возмущаться, ни смущаться. Напротив, он весьма дипломатично подметил, что места на кровати вполне хватит на двоих. И, если бы он дал Келин время подумать, то та, скорее всего, согласилась бы (кровать для одной девочки правда была великовата) и попросту отодвинулась дальше к стене, где её вновь утянуло бы в сон. Синий мальчуган, впрочем, дожидаться мнения красноглазой не стал и сразу же перешёл в наступление.
- Э? П-погоди…
Не будь Келин в своём сонном состоянии, Джек получил бы по голове практически сразу и вполне заслуженно. Но. Сейчас девочку только разбудили, и она соображала не так хорошо, как обычно, из-за чего делала весьма странные выводы о ситуации. Второе – наличие у Келин сестры-близняшки, с которой ей приходилось делить одно тело. И когда та, что была сейчас у руля, спала, границы между ними… как бы так сказать… стирались. Немного. Чуть-чуть.
И, в отличии от Келин, Пушок была куда более лояльной к ласкам в… целом.
Разум протестовал, в то время как тело отзывалось на робкие прикосновения тёплыми волнами и приятной дрожью. Что, в свою очередь, подрывало способность девочки адекватно реагировать на действия синего мальчугана. И так, когда руки красноглазой потянулись, дабы ухватить наглеца за рога, в попытке отодрать его от себя, дрожь заставила её промахнуться и вместо рогов пальцы нащупали чужую шевелюру. Мягкую, приятную на ощупь… которую так и хотелось взъерошить, помять и поворошить! Да так, чтобы у него там утром был жуткий бардак!..
Она правда пыталась оторвать от себя негодника, но ничего не могла с собой поделать… кроме того, ей правда было приятно. Как ни крути, но в прикосновениях мальчугана было что-то… такое. И что-то внутри Келин явно отзывалось на эти ласки, хотела она этого или нет.
Тем не менее, мимолётной паузы хватило девочке для того, чтобы вернуть себе контроль, в результате чего, Джек вновь оказался внизу, в то время как красноглазая, прижимая его руки к кровати, неопределённо взирала на него сверху.
Разум твердил, что гостя нужно выпроводить. Но его доводы стали звучать как-то… неубедительно.
Взгляд Келин прошёлся по лицу Джека, потом спустился ниже, к шее и ключицам. Проблеск голубоватого света выцепил из темноты очертания груди и животика. Несомненно девичьих, что заставило ассистентку прищурится и взглянуть чуть-чуть ниже… Но нет, там ничего такого не было. Что, впрочем, ничуть не умаляло странного желания, нараставшего в Келин.
Она подалась вперёд, всё ещё прижимая его (её?) руки к постели. Лицо девочки приблизилось к лицу гостя, на нём был и румянец (что был там уже давно), и странноватый взгляд, в котором, с одной стороны, всё ещё читалась сонливость, возмущение… и какая-то необычная нежность.
Робкое прикосновение её губ к чужим. Поцелуй, детский, но, тем не менее, искренний. Нежный. После чего она отстраняется и отпускает руки Джека. Но всё ещё остаётся сверху. Пока что.
- Сделай. – тихо произносит Келин, незаметно для себя краснея ещё сильнее. А потом добавляет, ещё тише. – П-пожалуйста…
Немного нежности никому не помешает…
Келин оказалась сильной. Сильнее, чем Джек.
Тот подумал, на пару мгновений, что, пожалуй, смог бы вывернуться, — мелкое тело, оно такое, вертлявое, — но не стал: никто не посмеет обвинить Джека в бесчестности. Так что мальчишка, который и мальчишкой-то не был на самом деле, сжался решительно весь, приготовившись к удару, и зажмурился... но праведная кара явно задерживалась.
Без тени смущения Джек подставился под чужой взор.
Более того — ненароком напрягся и чуточку выгнулся, задержав дыхание. Сердце только стучало, громко и часто, но им управлять оказалось сложнее; волнующе как-то.
Не выдержав наконец, Джек приоткрыл глаза, и как раз к тому моменту, когда Келин оказалась очень рядом, а в её глазах можно было прочесть целый спектр разнообразных чувств, из которых Риддл первым делом узнал главное — жажду.
На поцелуй Джек отвечает тут же. Губы у Келин маленькие, но ещё меньшему мальчишке кажутся большими, а ещё мокрыми, страшно мягкими и горячими; поэтому он тянется к девочке сам и не желает отпускать до последнего, не чураясь случайной слюны.
Будь у него сейчас руки свободны — обвил бы Келин за шею и не отпускал добрую дюжину минут, целуя её страстно, нежно, по-всякому.
Но, наверное, ещё успеется?..
Тишину разбивают слова.
Джек в ответ смущённо кивает. Келин смущена явно больше, и он это видит, а потому Джек тянется к её лицу ладошками, — руки наконец-то обрели свободу, — и осторожно гладит горящие щёки и скулы. На лице Джека — улыбка, едва ли не самая ласковая, на которую он способен; от таких могут загораться звёзды на небе и затихать штормы. Ещё она бесстыдно-девчачья, но откуда Джеку это знать?
Джек приподнимается, на лопатках, вверх и робко целует Келин в губы сам, мимолётно и трепетно. Затем — ещё раз, оставляя на чужих устах свой вкус, после чего соскальзывает вниз и, обхватив девочку объятиями за талию и плечи, ловко целует её в шею, в ключицы, в плечо и руку, пока не добирается до груди.
Чувствуя собственное напряжение, Джек ощущает и чужую готовность, но её — буквально, губами. Сжимая между ними грудь, с одной стороны, с другой; Риддл будто кусается, но делает это совсем небольно и откровенно нежно, без зубов. Наконец — прижимается языком, жадно, влажно, подчиняясь, изгибаясь, твёрдому давлению так, как подчиняется власти Келин сам по себе.
Келин, которую немножко гладят руки. Мягонькую, горячую.
Почувствовав нужный момент приятной слабости, Джек не без усилий опрокидывает свою пленительницу на спину, прямо на одеяло, и оказывается сверху.
Теперь он гладит её рёбра и медленно целует девичий живот, постепенно опускаясь ниже, пока не становится совсем мягко. Тут он на время замирает и вопросительно смотрит в лицо Келин, уткнувшись подбородком (осторожнейше!) близ цели своего пути; точно ли она этого хочет?
А может, это просьба погладить его?..
Джек не говорит ничего, но ему нравилось, когда уделяли внимание его волосам, и понравилось, когда там оказались пальцы Келин.
И пока он ждёт ответа, Джек с нахальной улыбкой на лице, разбавленной розовой краской на щеках, укладывает её ноги себе на плечи. Так будет удобнее.
И всё равно это было несколько внезапно. Ещё пару мгновений назад Келин отлупила бы Джека и выставила его за дверь, но сейчас позволяет ему не просто остаться, но ещё и…
Размышления прервало прикосновение. Робкое, к её щекам. Взгляд вновь опускается на гостя под ней. Он, ещё мгновение назад старательно ерзавший, явно в надежде вывернуться из цепких лап Келин, бесстыже выгибаясь и извиваясь под ней, теперь кивает, в ответ на её… просьбу. И сразу же поднимается к ней. Она чуть отодвигается, дабы не мешать ему, после чего получает поцелуй, уже с его стороны. Такой же робкий и детский. Ну или почти. Он целует её ещё раз, прежде чем скользнуть вниз и уделить внимание уже её шее, ключицам и всему, что ниже.
Ощущения были откровенно странными, похожими на щекотку. Но не такую, от которой хотелось бы закрываться. Она ощущалась… более чётко и в то же время – как-то вязко и тягуче. Но неизменно тепло и приятно. Когда Джек добирается до её груди, Келин от неожиданности резко вздыхает, но и не думает отстранятся. Напротив – в долгу она не остаётся. В то время, как он играет и щекочет её там, одна её рука ласкает его голову. Её пальцы ерошат ему волосы, перебирают пряди и мягко массируют его, словно показывая одобрение со стороны девочки. Второй рукой она гладит уже его руку, переходя к плечам и спине, спускаясь ниже, к его особенно мягкой попке. Джек вообще везде был мягкий и тёплый.
Келин было тепло. И очень приятно. Она немного выгибается навстречу его ласкам, целует его макушку и гладит Джека, полностью забываясь в этом новом, странном чувстве…
…а потом она оказывается на спине. А он сверху, над ней. Небольшая пауза, во время которой Келин бросает на синего гостя непонимающий, тревожный взгляд, но который быстро исчезает, стоит ласкам и поцелуям Джека возобновиться. Она неровно дышит и тихонько вздрагивает, когда его губы касаются её беззащитного животика. Затем он оказывается ещё ниже и… замирает. Его тёплое дыхание щекочет Келин там, но не более. Сейчас он только ждал и смотрел на неё… с вопросом?
Или ему хотелось ещё немного ласки?
С радостью.
Она потянулась к синей головушке Джека и ласково взъерошила его шевелюру, перебирая пряди и массируя его голову. Келин робко улыбнулась ему.
Она… не была против.
Наверное…
Вообще-то, Джек был уже страшно взрослым.
Но он об этом забыл. И всякий забыл бы, глядя, как он расцветает под небрежными ласками в чужой постели, — казалось, что в комнате светлеет из-за него, а не "хлопьев" за окном, — и нежно улыбается в ответ; рейдер искренне обожал, когда возились с его волосами.
Особенно — когда приобрёл тёмные узоры по всему телу. Тогда у него волос нигде, кроме как на голове, и не осталось.
Джек осторожно, чтобы не поцарапать рогами, потёрся щекой о девичье бедро, изнутри, и приподнялся, поджимая колени Келин к её же бокам, — попутно невольно касаясь, трепетно вздрогнув в этот момент!, её той частью своего тела, перед которой вот-вот остановился давеча; там мокро и жарко, и это страшно смущает, — а после — поцеловал прямо в грудь, ладошками накрыв обнажённые соски девочки под собой.
Поцелуй продлился, кажется, целую вечность.
Вжимаясь в миниатюрную мягкость Келин, горячий Джек, — а его щёки пылали, в этом можно не сомневаться! — пробовал её на вкус и губами, и языком, и всем телом, прижимаясь, насколько оказался способен, чтобы в какой-то момент ухнуть вниз.
Влажный след остался как на груди, так и чуть ниже живота.
Там Джек берёт Келин за ягодицы и поднимает выше, заставляет немножко выгнуться, чтобы губами плотно прижаться к лону.
Ловкий язык без труда находит нужную точку, приоткрывает её и осторожно надавливает самым кончиком.
В голову приходит спонтанная идея, и вот пальцы прикасаются к животу Келин, затем мочат кончики, и уже через несколько мгновений опускаются ниже рта. Там Джек позволяет сразу паре пальчиков вторгнуться внутрь, мягко и небольно — Риддл и без того небольшой, и в сравнении с Келин заметно ниже её ростом, и пальцы у него — соответствующие.
Джек чувствует, как жар разливается по его телу, заставляет напрягаться, словно струну.
В действия просачивается жёсткость и нетерпеливость — хочется, пока уши пылают, съесть Келин без остатка. И зубы в этот момент сжимают клитор, совсем чуть-чуть, покуда пальцы входят вглубь девочки до самого своего основания.
Джек дрожит, и беспощадно мокнет, под ним не только Келин и собственные слюни, смешанные с потом и влагой ассистентки Орра, но и горячее неровное дыхание, оседающее на нежнейшей коже.
Ему нравится и хочется больше.
Поэтому затем Джек чуточку смещается.
Губы прижимаются к устам иным, пальцы сменяются языком, устремлённым внутрь, а ладошка соскальзывает ниже, смоченная, смазанная, находящая новое, узкое, требующее ещё более осторожных ласк, которые оно получает.
Джек очарователен. То, как он щурится и улыбается, когда она возилась с его волосами, как он уверенно, но в то же время трепетно двигается, лаская девочку под собой. Он тёплый, мягкий, приятный на ощупь. И бесконечно очаровательный. Невольно забываешь, что минуты назад он бесцеремонно вторгся в чужую комнату. Это было уже не так важно.
Было тепло. Когда Джек целовал её – горячо, жарко. И ей это нравилось – замутнённый взгляд и неровное дыхание очень красноречиво говорили о том, что процесс взаимных ласок захватил девочку. Правда, из-за выбранной им позиции, гладить его было уже не так удобно. Но Келин пыталась. До головы и рук, к счастью, тянуться далеко не пришлось. А потом позиция из «немного» неудобной стала откровенно неловкой. Но долго об этом думать не получилось, поскольку уста Джека вскоре примкнули к иным устам у Келин, провоцируя у той импульс новых ощущений. Особенно красочны они в тот момент, когда его ловкий язычок находит у неё особенно чувствительную точку…
Первое прикосновение вызывает резкий вздох. Последующие – тихое, неясное попискивание. По ощущениям это напоминало щекотку, но не ту, от которой хотелось бы убежать, скорее, наоборот. К ней хотелось тянуться в ответ. Особенно в тот момент, когда внутрь скользнули чужие пальцы. И Келин двинулась им навстречу. Точнее, попыталась – позиция, в которой находилась девочка не располагала к активным телодвижениям с её стороны, но ей удалось чуть-чуть двигать бёдрами и тазом. И словно в ответ на действия Джека, внутри у девочки чуть сжималось, стоило пальцам оказаться чуть глубже…
Сначала было тепло. Затем стало горячо. И, наконец, жарко. Неожиданный укус, пускай и не слишком болезненный, но весьма ощутимый, заставил Келин зажмуриться и ощутимо вздрогнуть.
- Нггхх… Йи?!
Это было неожиданно. Нет, не укус. Бесцеремонное вторжение в место, для подобных вторжений не предназначенное заставило девочку удивлённо пискнуть и непонимающе уставиться на Джека над ней. Не то чтобы это было слишком неприятно – скорее щекотно и очень неожиданно. Однако, это не означало, что Келин была готова к таким экспериментам…
- П-погоди… П-по-погоди, кому говорю!..
Джек оказался завален набок, а затем и на спину. Где оказался вновь прижат к кровати раскрасневшейся Келин. Что сейчас смотрела на него голодными глазами.
Мгновение спустя, ласки испытывал на себе уже сам мальчуган. Девочка, не давая ему вырваться, опустилась к его шее и осторожно поцеловала её. После чего спустилась ниже, целуя ключицы Джека, а затем очередь дошла и до его груди… и на этом моменте Келин заметно облизнулась.
Особо ему нечем было похвастать, как и самой девочке. Но даже этого небольшого богатства было для неё вполне достаточно. Она накрывает одну из них своей ладошкой, в то время как на другую опускаются губы Келин. Пальцы не очень умело, но старательно сжимают и массируют маленькую грудь, не забывая уделять внимание тёмному сосочку, зажимая его между указательным и большим пальцем, время от времени оттягивая его. Губы Келин уделяют внимание другой груди. Сжимают её, тянут, пока её язычок ласкает напряжённый сосочек.
“Он вкусный. – проносится в голове у девочки, пока она пробует его на вкус ещё больше. Она сосёт грудь Джека сильно, голодно. Такая забавная мысль. – Очень вкусный…”
Стараясь устроится удобнее, девочка словно случайно поджимает коленом промежность Джека. Там – влажно, горячо. И, вспоминая тот момент, когда они там случайно соприкоснулись… Келин надавливает чуть сильнее.
Джек ничего не помнит.
А потому в очередной раз цепляется за новые воспоминание как утопающий — за спасательный круг.
Рьяно, горячо, ревностно, без грусти и боли — Джек просто не помнит, каково это, печалиться за потерянной жизнью, а потому тщетно силится оставить в голове все возможные следы из прекрасного настоящего.
Ему жарко, но от этого — хорошо.
На носу — капелька пота... или чего-то ещё. Неважно.
Под руками — напряжённые мышцы, липкая кожа, снова жар, но чужой, местами влажный, и от того только боле желанный, а на кончиках пальцев — твёрдость, незнакомая языку, забредшему глубоко внутрь Келин, в то королевство, за которым "мягкость" теряет всякий смысл — это нечто несомненно столь прекрасное, для чего пока не придумали нужного слова, а ещё — попросту вкусное.
Все эти следы, до единого.
Джек не слышит ни первого предупреждения, ни второй просьбы. Ток, пробивший тело Келин, он видит как блаженную дрожь, а потому порядочно удивляется, когда внезапно оказывается снизу.
Робко поджав руки к груди, Джек невинно и совершенно-таки непосредственно улыбается. Широченно, почти до самых ушей; не буквально, конечно.
В глазах его — честная покорность, в теле — горячее дыхание, вырывающееся наружу из губ, словно пламя из кузнечного горна, в сосках — необычайная твёрдость; эта — ещё молодая, родившаяся тогда, когда губы и руки Келин коснулись синей груди.
Джек послушно разводит ладони, поджатые до того на кошачий манер, — и зачем-то ноги, — открываясь весь.
Ему кажется, что он сейчас, такой маленький, словно бы разложился целиком по частям. Напряжённый, но и расслабленный, мягкий и твёрдый словно живая игрушка. Бери и делай, что хочешь.
Риддлу одновременно и нравится чувство в груди, и нет, — в подсознание бьют фантомные воспоминания: «эта чувствительность неправильна», «этот тончайший стон не должен был появиться на свет», «такой дугой выгибаться должны под тобой...»
Тонкие руки оплетают голову Келин, пальцами лезут к ней в волосы и слабо гладят тут и там. Глаза закрыты.
Джек чувствует, как из него течёт, как мокро становится между ног, и невольно льнёт собою к чужому колену. Воспалённый мозг рождает необдуманное желание — хочется внутрь. Неважно как, неважно чем, неважно даже — куда.
И постепенно Келин наверняка поймёт, что её колено, сжатое мальчишечье-девичьими бёдрами, медленно продвигается дальше, растягивая Джека в стороны.
В Туманах какие только таланты не найдёшь...
Пожалуй, это даже чуточку жутковато.
Но раздробленная память Джека не может подкинуть ему нормальных желаний.
Их просто нет, как и воспоминаний.
Есть лишь глупое желание, рождённое бесконтрольной жаждой тепла, — заполонить себя.
Вы здесь » Кео, мир Туманов » Утерянные главы » 10.04.1705 → Кошачья мята
