Всем бывает одиноко. Иногда часто, иногда редко, но это странное чувство, когда хочется банального человеческого контакта рано или поздно приходит, как приходит дождь. Даже в засушливые времена он неизбежно возвращается, но вот если дождь обычно ждут и радуются его приходу, в случае с приступами одиночества хочется лезть на стену или биться об нее головой. Если бы не шлем, Орр, определенно, бился бы. Но вот при наличии маски на лице это было бесполезно. Нужно было просто пережить это либо как-то побыстрее справиться. Но, вот дела, очередной приступ настиг его в Бальтазаре.
И, да, это было плохо.
Это было плохо, потому что здесь одиночество ощущалось сильнее. Казалось бы, при наличии огромного количества других людей, напротив, можно было бы с кем-то поговорить. Например, с Азмой. Та, возможно, была бы рада приходу, но что-то подсказывало, что лучше к ней не забегать. Не сегодня, тем более не ночью. Любого человека выдворят, если он окажется на пороге чужого дома с просьбой хотя бы немного поговорить и, да, Кин был достаточно отчаян, чтобы провернуть нечто похожее. Благо, здравомыслие до сих пор останавливало его, заставляя сидеть в кресле, полуразвернувшись к окну, за которым виднелся ночной Бальтазар.
Тишина. Вечер действительно был тихим. Наверное, ближе к тем местам, где располагались комнаты студентов, этой самой тишины не было. Орр был четко уверен в том, что те явно пьют по ночам, по крайней мере старшие группы, притом, вне зависимости от состояния их учебы, но прямо сейчас мысли шли не по сценарию уровня “Противные дети”, а по сценарию “Боже, как же я хочу напиться.”
Теоретически, он мог. Вполне мог. Даже в одиночку. Потому и поднялся с кресла, отодвинув его и сделал несколько тяжелых шагов к кабинету, где располагались бутылки. Даже взял одну из них и начал откручивать крышку. А затем замер с открытым горлышком, из которого даже через шлем можно было почувствовать знакомый запах.
Молча, даже не переводя взгляд на бутылку, вернул крышку на место. Ввинчивая ее с силой и четким желанием остановить себя, но горлышко профессор отпускать так и не стал, только опустил руку. Сейчас все его поведение выглядело довольно жалко. Стоит, один в кабинете, опустив голову. Стоило снять скафандр, отложить его в сторону, раздеться, лечь спать. Вместо этого он не может себя загнать в постель и размышляет об одиночестве, как какой-то подросток.
Проклятые приступы.
Если ему суждено напиться, то по крайней мере в компании. Например, в баре. До бара далеко идти. И надо идти через ворота. Что подумают студенты, если увидят как Орр шастает по ночам? С его-то лицом и его историей наверняка решат, что он убивает по ночам проституток. С этой мыслью ладонь легла на донышко бутылки, приподнятой в согнутой в локте руке. Не иначе. Или делает темные дела. Под покровом ночи. Много темных вещей. Нет, надо было найти кого-то в Университете.
Или просто уйти из кабинета, что Орр и сделал, пнув ногой дверь, незапертую и тут же повиновавшуюся, попутно совая слегка сплюснутую бутыль с янтарной жидкость в карман костюма, что имел карманы достаточно крупные, чтобы туда поместился и револьвер, и несколько коробок патронов. Он проверял. Поместятся.
По коридорам начали раздаваться шаги. Тук-стук. Тук-стук. Одна нога чуть тяжелее другой, хромая походка. Правая рука опущена, не двигается в такт ходьбе. Хвост медленно покачивается то вправо, то влево, поддерживая равновесие, никогда не нарушая своего ритма, даже когда Кин начинает спускаться по лестнице, задумчиво водя рукой по перилам.
Вниз, к этажам студентов. Нет, еще ниже. Ниже и ниже, до столовой. ОН не мог пойти к студентам. Насколько вообще безумно это бы выглядело? “Эй, пацанчики, не хотите ли  немного жахнуть?” - и вот воображаемый Орр уже покачивает бутылкой. Нет, так не пойдет. Он был другим человеком. И этот другой человек сейчас двигался вниз по лестнице, пока не оказался наконец на нужном этаже. “Нужном”. Да не нужно ему было сюда идти, но когда у тебя в кармане бутылка с виски, уж лучше тебе найти стаканы, а не пить из горла.
И Кин был слишком горд чтобы позорно возвращаться в свой кабинет и отрубаться у себя на кровати.
Поэтому, столовая. Поэтому, шаги. Все те же. С ногой обычной и ногой железной. Которые слышны были издалека, и двигались они к дверям, распахнувшимся вскоре после того как шаги приблизились окончательно. А затем начали раздаваться уже в крупном зале. Поначалу целенаправленные, точные. Но затем замедляющиеся. Пока Орр не остановился. И фиолетовый окуляр не уперся в ту, что вызвала ряд вопросов, удерживаемых в голове, пока изо рта вылетало приветствие.
- Вечер добрый, мисс Лоран. -

Так, ладно, начнем с того, что это был ни разу не вечер. Совсем не вечер. Слишком поздно, слишком темно, и если этого еще не хватало, то луна где-то за окном, свет которой играл на полу столовой, должны были напомнить Орру о том, что ему стоит молчать. Он вообще обычно молчал. Ну или старался быть немногословным, ведь стоило открыть рот, эти мелкие лишние мыслишки начинали вырываться в мир, как это случилось и сейчас, во время приветствия. Но, по крайней мере, его не высмеяли за напрочь снесенные биоритмы.
Конечно, он знал ее имя. Знал не то чтобы многое, чтобы можно было сказать “Он знал о ней все”, но знал достаточно, чтобы не начинать в этот день знакомство. И стоило Мишель поддержать приветствие приветствием со своей стороны, Кинваб чуть наклонил голову и легонько кивнул. Без слов, потому как не успел толком ничего сказать. Ведь начать стоило с того, что шел он ближе к кухне, а возле столика Лоран стоял вполоборота, повернув голову и выглядя так, будто собирался идти дальше. Ну, по крайней мере до упоминания пельменей.
Есть не хотелось. Не то чтобы он не верил в готовку Мишель или в свою собственную. Просто голода не было. Аппетита не было. Не говоря уже о том, что в кармане все еще оставалась бутылка. И Орр точно знал, что хочет выпить ее содержимого без заедания чем либо. Так быстрее ударяет в голову и быстрее чувствуешь, что пора бы остановиться. Да, опьянения сегодня как раз и хотелось. Только вот, стоило Кину уже было открыть рот, со слегка приподнятыми уголками губ от шутки про трансцендентность местной еды, раздался писк.
Голова в шлеме повернулась мгновенно. Будто какой-то психологический синдром заставил сейчас вспомнить о выстрелах и криках “Кин, они на деревьях!”, но, на самом деле, человек в костюме просто немного не ожидал такого звукового сигнала. Плечи его чуть дернулись вверх, но опустились, а хвост до этого недвижимый, вильнул в сторону, противоположную столику.
- Конечно. -
Это немногословность иногда добивала. Трудности общения, но куда больше волнвала сейчас не она, а тот факт, что с каждым шагом в левом кармане предательски булькало нечто в стеклянной таре. С каждым. Шагом. Заставляя Орра опустить в этот самый карман руку, будто его пятерня могла заставить виски перестать плескаться или плескаться потише, но, по крайней мере, ладонь в перчатке чуть заглушала этот странноватый звук. Впрочем, слышать его по мере удаления Орра к кухне было еще тяжелее, а когда свист начал нарастать, и вовсе различить его стало невозможно.
Свист вскоре стих. Вместе со звуком железа, бьющегося о деревянную поверхность, потому как в процессе профессор все же приподнял чайник с плиты и тут же оставил его на небольшой подставке. Но ручку не отпустил.
- Могу я предложить кофе?
Вежливость, брошенная через плечо, не помешала Кинвабу тут же реализовать план по крайней мере для себя. По крайней мере, хвост тут же потянулся к одной из дверей на шкафчиках внизу, там, где хранились сыпучие вещи, и в том числе тот самый сухой напиток, что использовался для заваривания. По крайней мере, обычно его заваривали, в то время как сам Кин пользовался немного иным способом, но сейчас вопрос был не в этом. Ему просто нужно было найти пару чашек и сделать вид, что он пришел сюда исключительно ради кофе.
Зачем?
Вопрос логичный. Но не остановивший хвоста и рук, что уже насыпали немного черного порошка с крупными кусочками зерен в две чашки, а затем залили в них кипятка. Зачем притворяться, правда? Он с тем же успехом мог бы просто сесть за другой столик, открыть бутылку, приподнять шлем и начать бухать из горла.
Это была мысль. Маленькая мысль. Что, может, виски не понадобится. Потому что ее хватило чтобы Орр развернулся спустя несколько секунд и, держа в руках две белых кружки, направился к столу, где сидела Лоран. Одна из кружек оказалась перед ней. Вторая же – чуть поодаль. Но не напротив. И сахарница. Сахарница, поставленная хвостом, прямо посередине, тут же пододвинутая кончиком железного длинного аналога третьей руки ближе к женщине.
Он пил без сахара.
Прежде чем отодвинуть стул, положив на его спинку руку, замер на полсекудны. Будто подумал о чем-то. И, повернувшись опять к Лоран, спросил без той интонации, что подразумевала только вежливость:
- Не будете против компании?
Обычно это спрашивали, уже садясь. Кин же стоял. Ждал реакции, ждал ответа, потому что его вопрос не подразумевал все такого же вежливого “Нет, конечно, я буду очень рада” и все в таком духе. Он знал цену личного пространства, поэтому медлил. Поэтому ждал оба варианта ответа. “Не против” и “предпочту одиночество”. По крайней мере, Кину хотелось бы, чтобы ему предоставляли такой выбор, и если так делали – он отвечал предельно честно. Не говоря уже о том, что Мишель здесь была первее. И докучать ей не стоило без необходимого желания с ее стороны хотя бы с точки зрения правила “Кто первый сел – того и место”.
Не то чтобы в столовой не было свободных мест.

“Этот хвост подходит для секса.” Если такая мысль и была в голове Кинваба, то звучала она довольно обособленно, странновато, но, в целом, была верной. Манипулятор, теоретически, был вещью довольно грубой, но, вероятно, при определенном стечении обстоятельств его можно было бы использовать. И Орр бы соврал, если бы сказал, что не думал о подобных вещах в подробностях. Но сейчас речь была совершенно не о нем, а читать мысли этот старикан не умел, так что... так что, да.
Он присел. Не быстро, без какого-то лишнего порыва и счастья в движениях. Язык тела был так же сдержан, как и манера общения Кина, который решил, что не стоит занимать место напротив Мишель, и от того сел на соседний стул. Хвост дернулся, но затем аккуратно лег на пол, и Орр замер. Чуть опустил плечи, наконец-то расслабившись, стоило ему присесть и прикрыл глаза, что, правда, никак нельзя было понять. Но этот момент, когда ты только садишься за стол и собираешься заняться приемом пищи или же выпить кофе... Это был момент спокойствия и тишины, чтобы настроиться. Чтобы лучше почувствовать вкус. Чтобы наконец-то задать себе вопрос о том, что делать дальше, когда задавать его раньше было банально некогда. Ну, по крайней мере именно на этот вопрос хотел ответить Кин.
Но отвечать пришлось на другой.
Он склонил голову, повернув ее к Лоран. Та задала два вопроса, но такая реакция была только на первый. Заметила. Заметила бутылку. Пойдут слухи? Пойдут слухи. Да насрать. Значит к историям про странного преподавателя с глухим голосом за шлемом прибавится еще один пункт, что этот преподаватель еще и алкоголик.  Но следом задали и второй и именно на него Кинваб и решил ответить сначала, опять повернув голову так, чтобы взгляд упал на чашку с черным варевом, в котором не хватало сиропа и сливок, но, как говориться, нельзя иметь все и сразу. Сахар ему вряд ли бы подошел, так что, стоило ему открыть рот, опять чуть склонив голову, Орр подал голос и дотронулся рукой до ручки на чашечке.
- Просто привычка. Вопрос комфорта, скорее. - ответил мужчина, а затем левая рука его потянулась к подбородку и, двумя пальцами, большим и указательным, поддела ее. Шорох ткани, поднимающееся железное лицо с единственным вытянутым окуляром, будто Орр снимал свою голову. Но, в действительности, просто приподнимал маску. Так, чтобы открыть нижнюю половину лица и рот.
У него была бородка. И темноватая кожа. Не такая, которую получают на берегах Офелии в теплые летние деньки, а такая, которая переходит по наследству от родителей, что проводили свои дни на солнце, или если их предки были из солнечных земель. Угловатый подбородок, довольно вытянутый, тонкие губы. И шрам. Шрам на правой стороне, тянущийся вверх от верхней губы, но заходящий на территорию маски, все еще скрывающей все, что выше ноздрей. Кажется, на носу эта маска сейчас и держалась, потому как, стоило Кину опустить руку, та не слетела вниз. А он осторожно взял обеими руками чашку и, придерживая ее, поднес к губам.
- А в кармане виски. К чему этот вопрос? - не без мимолетной, занявшей долю секунды, улыбки, спросил в ответ Орр, и тут же отпил черного варева.
Отвратительно. Горько. Но бодряще. Возвращает мысли в голову, позволяет им идти в нужном русле, и первым вопросом было “Зачем я пью эту дрянь”. В нем не было ароматов, приятных и нежных. Только пробивной хук по почкам, заставляющий с утра открыть глаза и топать в аудиторию. Такой кофе Орр не любил. Но пил. Иногда. Например, сегодня, когда считал себя заслуживающим наказания, хотя, в данном случае наказанием могла бы быть и компания ехидного сторожа. Впрочем, Орр и сам ехидничал.
“К чему вопрос?” “Зачем я это спросил?” “Предложить ей выпить?” “Оставить бутылку?” “Сбежать в окно?” Это был тот самый момент, правда, когда ехидство резко сменялось самобичеванием и лютым, неистовым желанием двинуть себе по лицу этой самой бутылкой за любое неправильное слово или формулировку. Смущение. Возможно. Да.

“А еще срать, не снимая свитер.” Черный юмор. Глупости. Шутки, которые бы поняли только мужики за сорок, общающиеся с такими же мужиками за сорок, шутящими шутеечки во время экспедиций, где по какой-то причине, было маловато женщин. Защитный механзим, отвлекающий, но не заставляющий улыбнуться. Скорее, теперь он только напоминал о том, что раньше такой бездумный юмор Кина веселил. Сейчас же при этой мысли, озвученной в голове сразу после комментария о скафандре, веселья не было. Только ощущение горечи на губах и языке, а в ноздрях довольно специфический запах кофе. Привычно. Мерзотно. Отвратительно.
Кин разлюбил этот кофе с первого глотка. Возможно, дело было в сорте. Возможно, в том, что заварил он его плохо и вообще надо было перемалывать его в турку. Что угодно. Но неприятный вкус и запах были не просто неприятными. Из-за них не оставалось желания и дальше держать чашку у рта. Более того, хотелось надуть щеки, повернуть голову и, выдувая воздух, выплюнуть все что только осталось во рту в сторону, забрызгивая соседний столик. Но делать этого Кин, конечно, не стал.
Сглотнул. Сглотнул так, что можно было бы подумать, что слегка прижатый между телом и столом бюст мог бы отвлечь Кинваба достаточно, чтобы забыть о приличиях и начать на него пялиться без тени стыда. Не то чтобы он не мог не пялиться или что он не пялился вовсе, но сглатывание это на самом деле все еще было связано с довольно дерьмовым на вкус Орра кофе. После чего он аккуратно поставил чашку на стол, придерживая ее обеими руками. И слегка наклоняя голову.
Без тени улыбки.
В конце концов, что она могла подумать и что мог подумать он? Если бы Орра сильно беспокоило общественное мнение, он бы высказался, что бутылка это подарок и поэтому поделиться он не может. Сорвал, то бишь. Соврал бы ,что мимоходом зашел на кружечку дерьмокофе. Соврал бы, что прямо сейчас ему стоит продолжить путь, а Лоран пожелал бы приятного аппетита, а, черт, она уже закончила.
Мог бы сказать, что, да, он пришел сюда пить, но внезапно оказавшаяся здесь Мишель сбила его с мысли и нарушила планы. Мог бы сказать, что прямо сейчас пойдет обратно. Мог бы соврать, что уйдет пить в одиночестве. Или не соврать.
Но это не был вопрос лжи, или вопрос лжи самому себе. Кин внимательно смотрел на Лоран, правда, не на ту точку, что предполагалась как самая взглядопривлекающая часть. Нет, он смотрел на ее лицо сквозь окуляр шлема и потратил ровно пару секунд на размышления. Тонкий розоватый язык, все еще помнящий горечь, показался на мгновение меж губ и быстренько прошелся от одного уголка к другому. После чего Орр приоткрыл рот, так, будто хотел начать фразу, но не знал точно как.
- Звучит довольно честно. - оценивающе высказался Орр, после чего повернул голову к чашке, чуть наклонил ее и прикончил ту одним залпом, чувствуя, как крохотные кофейные песчинки попадают на губы, в рот, на зубы, и теперь можно было их даже разжевать. Снова сглотнул. С силой и еле скрываемым отвращением.
- Как насчет игры? - опять продолжил Орр, попутно наклоняясь в сторону, запуская левую руку куда-то вниз и, вскоре, стало ясно ,что запустил он ее в карман. Потому что вытащил ту самую бутылку.
Он не ставил условий. Не торговался. Просто предложил, потому как скорость, с которой было добыто согласие смуглого мужчины с бородкой, скрывающегося под маской, была рекордной. То есть, он в прямом смысле выглядел так, будто мог прямо сейчас налить и себе, и Лоран выпить и, в целом, на этом закончить. Но вместо этого Орр принялся медленно откручивать пробку. Чуть морщась от необходимости применять силу, в особенности в области правой руки.
- “Правда или действие.” Либо отвечаешь правдой на вопрос, либо делаешь действие. В данном случае – пьешь. - закончил свое предложение мужчина, после чего тут же вынул пробку и, наклонив бутыль, в коей явно было не меньше литра или полутора, вылил немного жидкости в ту самую чашку, где было кофе. И от которого теперь не оставалось и следа.
После этого чашка была поднесена ко рту.
- Я вот пью.
Немного наклонена. Возвращена на стол и указательным пальцем пододвинута в сторону Лоран. Вероятно, с четким намеком что та может либо использовать ее же, либо вылить свой кофе куда угодно, или сходить за новой чашкой. Или стаканом. Нижняя, открытая половина лица, при этом не улыбалась. Кажется, Кин до сих пор прикидывал, насколько это выйдет весело. И не будет ли подобная затея послана подальше. Ну или как нибудь изменена. Не суть важно. Важно то, что он, возможно, нашел собутыльника. Точнее, собутыльницу. И если с ней будет весело, то почему бы и нет?
По крайней мере с вопроса по одиночное выпивание в столовой он съехал. Выпив. Парадокс.
Согласия, впрочем, было достаточно, чтобы вывести Орра из странного состояния распробывания алкогольной жидкости. Недостаточно, чтобы вкус прошел мимо, ибо все внимание профессора было сконцентрировано на реакции Лоран, но, стоило той поддержать эту затею, стало легче. Кин откинулся на спинку стулу. Затем резко дернул головой вперед – шлем тут же упал с носа на лицо, закрывая его снова, а мимолетная задумчивость сменилась протяжным “Хмм”.
Надо было придумать вопрос. Вопрос достаточно странный, чтобы заставить ту пригубить виски. Но при этом недостаточно странный, чтобы Лоран просто ушла. Начать стоило с чего-то простого. Вероятно, чего-то личного, но не пошлого. Или чего-то знакомого. Чего-то близкого.
- Бессонница? -
Пальцем в небо. Но это была хотя бы минимальная попытка вывести эту беседу на разговор о чем-то, кроме виски.

Если бы. Если бы в Кине была толика гордости. Если бы в груди не щемило, а виски не пульсировали. Если бы ему не хотелось раз за разом бить кулаком по стене, пока протез не развалится или стена не сломается. Если бы. Наверное, он счел бы Лоран нахалкой. Нахалкой она и была. Это, определенно, без вопросов. Без лишних мыслей и без лишних размышлений. Можно было бы подумать обидную мысль о том, что на безрыбье и рак рыба, или о том, что Кинваб сейчас был готов на компанию кого угодно, просто чтобы его не оставляли одного. Но смысл, был, вероятно не в этом самом “кем угодно”, а в том, что сейчас была только Мишель. И со всеми ее недостатками, ехидством, попытками перенять контроль и желанием будто вытянуть из Орра еще больше выпивки, этот же самый Орр готов был хвататься за нее, как за последнюю спасительную соломинку.
Одиночество это дерьмовая штука.
Предложение звучало странно. Орр только пожал плечами, наклонив голову и тут же выпрямив шею. Согласие. Почему бы и нет? В конце концов, он пришел сюда не торговаться, а раз уж Лоран хотелось самой поиграть и показать, что она тут главная, то ладушки-оладушки. Пусть делает то, что хочет, разве что с ее предложением еще не успело прийти понимание, хочет она в итоге напиться или наделать глупостей.
Орр молчал. Он привык молчать и молчаливое же согласие, в целом, было дано, а стоило женщине задать уже игровой вопрос, Орр еще и замер. Затем слегка развернулся на стуле, так, чтобы левая рука была поставлена на спину, и, опустив взгляд, взглянул на лежащий на полу хвост. Мгновенно поднявшийся. Плавно, не резко. Извиваясь, сгибаясь, словно щупальце. Недолго, пока не остановился, и пока голова Кинваба не повернулась обратно к Мишель. За маской нельзя было прочитать выражение лица. Может он смотрел на нее с некой толикой отвращения. Может, игривости. Маска скрывала то, что позволило бы Лоран понять насколько она перегнула палку. И эта анонимность, эта защита  нравилась Кинвабу. Разве что из-за нее его не пускали играть в покер, но он не то чтобы любил карты.
- Требует лубриканта. - ответил коротко профессор, а затем его хвост лег ему на колени.
- Но, думаю, у него может быть много применений в этой стезе. Так что, довольно неплох. - ответил уже более подробно Кинваб, убрав локоть со спинки стула и, чуть подавшись вперед, сложил обе руки на столе, а затем сделал короткий жест правой ладонью в сторону Мишель.
Он держался неплохо. Учитывая мысли, которые заполонили голову, стоило Лоран поднять тему секса. Куда проще было сказать, что прямо сейчас Орру неплохо было бы сходить в бордель. Ну, максимум, завтра. Но проститутки были немного не той штукой, в которой нуждался Кин, вот и остался в Университете и сегодня ночью. И вчера. И завтра, вероятно, тоже. Казалось бы, вопрос вообще не заставил его никак смутиться, будто нечто подобное он уже вытворял, не раз и эксперименты показали полный успех. Но вот отвечать на подобные немые вопросы было рано, очень рано.
Вопрос ответный, правда, Кинваб не придумал. Так что, отвернув голову на мгновение к окну, вернулся к Лоран уже с очередной глупостью. Граничащей с наглостью. И посягательством на личное. Но из всех вопросов он волновал больше всего.
- Как потеряли глаз? - довольно быстро задал настроение Кин, но тут же рука его приподнялась в знаке “стоп”, а затем все пальцы, кроме указательного, согнулись – А если не хочешь отвечать, то пей виски без повязки. -
Странноватый переход с “вы” на “ты”. Но куда страннее просьба. Обычное любопытство. Праздное и безыдейное, но по поводу глаза Мишель витало множество слухов. Таких же, как и по поводу личности Кинваба и того, почему он таскает с собой шлем. Сейчас же был хороший повод если не услышать историю из первых уст, вероятно, правдивую, то по крайней мере взглянуть на ту Лоран, которая обычно в Университете не бывает. Лоран-без-повязки.

Общение с ней требовало сил. Не в плане нервов, а в плане задействования мозга. Студентам Орр отвечал односложно, понятно и предельно честно. Слова Лоран же заставляли если не задумываться, то по крайней мере просчитывать свои ходы, на уровне инстинкта. Будто он играл с ней в какую-то игру, которой не было места в жизни обычной, и черт его знает что будет, если ты проиграешь, но ты вряд ли выйграешь. И это ощущение обреченности радовало, хотя бы тем, что идти вперед можно было без страха и поражение было неминуемо, вопрос был только в том, к кому оно придет первым. Но Кинваб бы соврал, если бы сказал, что знает, кто из них выигрывает. Не в победе было дело. В процессе.
Молчаливое пожимание плечами. Простое согласие. Да, ему хотелось повышать их и дальше, но всегда есть какой-то предел, по достижению которого тебе запустят в голову эту самую бутылку с виски. Вопрос про глаз же был... Интересным. Интересующим. Много кто получал шрамы в Туманах, а уж сколько получил Орр, заставляло задуматься о том, не поехал ли он крышей, раз возвращается туда раз за разом. И в какой-то момент шрамы начинают привлекать куда больше внимания, чем сам человек, который их носит. Сейчас, правда, Кинваб был рад тому факту, что хотя бы одну деталь он смог отложить в сторону и теперь видел перед собой Мишель. Удовлетворение это нашло подтверждение в улыбке. Мимолетной. Грустноватой, стоило повязке покинуть лицо Лоран, но улыбку эту никто не заметил из-за маски. Окуляр же не выдал никаких эмоций.
Повисло молчание. Недолгое, между признанием в желании выпить и новым вопросом. Короткая пауза, за которую профессор поставил локоть на стол и, чуть подавшись вперед, положил на тыльную сторону ладони в перчатке подбородок маски своего шлема, подперев голову. Ему нравилось за ней наблюдать. Подмечать какие-то новые детали в действиях, в этой мерзковатой самонадеянной улыбке, отдающей уверенностью в себе за версту. Уверенностью, правда, рожденной не от своей исключительности. От безнадежности. Кинваб так улыбаться не мог. Но озвучивать свои мысли не стал, а лишь выслушал вопрос. Прикрыл глаза.
Обсуждение шло в сторону... Неприятную. Не то чтобы тема пошлостей была неприятной как таковая, но... Трудно. Подхватить. Продолжить. Отвечать такой же самонадеянной улыбкой, идти дальше и вперед. Скорее, для того, чтобы в какой-то момент снять маску. А потом одеть ее обратно. Буквально.
Нет. Нет, это не его путь. Никаких чувственных признаний. Никаких мыслей “А вдруг?” Никаких попыток построить что-то на песке. Есть здесь и сейчас. Есть безудержное и бессмысленное. Есть совершенно безнадежное осознание своей беспомощности перед чем-то, что вряд ли вообще будет достижимо при жизни. Так что...
Что ему терять? Что есть король перед рабом, которому нечего терять?
Кинваб улыбнулся под маской. На мгновение растянул уголки губ, будто переключаясь. И остался сидеть на месте. Недвижим. По крайней мере его тело.
Но не хвост.
Он приподнялся. Затем потянулся через стол и, обвив горлышко бутылки, потянул ее на себя, все то время оставляя своего хозяина в недвижимом положении, пока бутылка не была перенесена по воздуху на расстояние вытянутой руки. И Кинваб перехватил ее. Приподнял маску. И влил, не касаясь губами горлышка, пару глотков себе в рот. Опустив маску же, поставил бутылку на стол. И аккуратно, двумя пальцами, пододвинул ближе к Лоран.
Не проронив ни слова. До момента его хода.
- Ты... Хотела бы попробовать его на себе? - пауза после “ты”. Ударение, еле заметное, на “себе”. Будто ему была непонятна, противна и странна одна мысль, что какая-то мало знакомая женщина вдруг предлагает ему удовлетворить ее с помощью прототипа манипулятора, сделанного для поддержки равновесия и для использования “в поле”. Будто у него был какой-то градус добропорядочности и целомудренности.
Но его не было.
- Если не хочешь отвечать, то останови меня. И выпей.
Хвост сам собой ушел под стол. Еще в тот момент, когда Орр перенял бутылку, но теперь стало ясно, где он именно. Касание. Вполне ощутимое, но в случае таких разговоров оно могло намекать на довольно узкий круг... Ну, намеков. Потому что кончик хвоста Кинваба протянулся под всем столом и коснулся ноги Лоран. У щиколотки. Не там, где можно было бы подумать, что здесь и сейчас Орр хочет ее трахнуть. Скорее, с определенным шансом, что все это еще можно обернуть в шутку. В шутку бы это и обернули обычные малознакомые люди. Но сейчас столовой университета, в два часа ночи, сидели мужчина, чье одиночество было слишком выжигающим изнутри, и женщина, которая сбегала от чужой компании, но все равно ее находила куда бы ни пошла.

Это был странный разговор странных людей. Кинвабу потребовалось ровно полторы секунды на то, чтобы понять, почему вместо того, чтобы встать из-за стола, поклониться и забрать с собой бутылку, он начал осматривать Лоран снизу вверх. Дело было не в том, что он всерьез раздумывал о том, чтобы прямо сейчас взять и коварнейше совратить сторожа Университета, нет. Вообще ни разу. Орр вообще не отличался особой тягой именно к плотским утехам, но если уж ему в голову прилетало желание, из-за которого держать штаны надетыми не оставалось никаких сил, он просто шел в бордель. Сейчас же ситуация была иной. Она была непонятной. Он не был в борделе, но при этом общался так, будто договаривался о цене. Или ценой в данном случае было не энное количество денег? И он понимал, кажется, почему. Не сразу, но понял.
Виски ударило в голову. Распознал бы раньше, если бы попытался встать – тогда бы он просто немного пошатнулся и уперся ладонью в стол. Но сидя на стуле, начинаешь ощущать не сразу это опьянение. И, кажется, Кин уже прошел тот самый пункт, когда опьянение можно было назвать сладким. Сейчас оно напоминало скорее арахисовое масло. Тягучее, твердое, как ил на дне озера, но позволяющее лениво передвигать мысли с одного края черепной коробки к другому.
Было ли ему на тот момент плевать? Еще нет. Нет, не хватало еще пары стаканов. Желательно, со льдом, помягче, чтобы алкоголь ударял по вискам не кувалдой, а постепенно стягивал стальной обруч. И именно поэтому перед тем, как ответить на вопрос, перед тем как хоть как-то рассмотреть вариант “Кин, а не пытаются ли тебя сейчас на смех поднять?”, Орр немного помолчал. И пока молчание затягивалось, сквозь окуляр шлема, он прошелся взглядом сначала по лицу Лоран.
За все время общения он хоть раз посчитал ее красивой? Видел ли вообще в ней человека, который бы являлся личностью, а не голосом на одну ночь? Взгляд уходил ниже. К шее, плечам, груди. Чтобы смотреть ниже, стоило наклонить голову, но вместо этого человек в костюме разомкнул губы.
Ответ должен был быть коротким. Замерший хвост, дотронувшийся до ноги Мишель, вовремя отступил. Было бы крайне вызывающе, слишком нагло, пытаться лапать ее. А еще бессмысленно, учитывая, что прикосновения эти ощутить хвостом было невозможно. Он же хотел почувствовать ее.
Да. Пожалуй, это был тот пункт, который можно было отнести к желаниям.
Прикоснуться. Провести кончиками пальцев по ее талии. Отвести в сторону воротник, приложить губы к ключице, вдохнуть ее аромат. Сквозь шлем он не чувствовался. Только привычный запах железа и мягкой подкладки, с каждым мгновением казавшийся все противнее и противнее. Будто экипировка вдруг начала становиться тесной. И не только шлем.
Как она выглядит? Как она пахнет? Как она двигается? Как она стонет? Как она смотрит? Как она улыбается? Вопросы, идущий один за другим.
Полторы секунды заканчиваются.
“Я бы хотел крепко обнять тебя прямо сейчас и не отпускать до утра.” - хотелось ответить на тот момент. Мозг дал мимолетный сбой.
Не было вариантов выкрутиться. Ты либо отвечаешь “Нет” и на этом вечер заканчивается. Либо говоришь “Да” и миришься с последствями. Это вполне обычный выбор. Может, он приведет к тому, что эти двое уединятся. Может, до хвоста дело не дойдет. Может, Лоран заржет и назовет старым извращугой. И будет права, в целом. Просто сделай уже чертов выбор.
- Да. - Кин призвал колоссальное количество сил, чтобы ответить утвердительно. И чуть меньшее количество, чтобы потупить взор, отвернуть голову и сделать вид, будто он потирает подбородок маски левой рукой, раздумывая о чем-то, а затем закончить мысль:
- Но я был бы несостоявшимся любовником, если бы умел управляться только с хвостом. -
Повисла короткая пауза. Кину больше было нечего ответить.

Вернемся лет на двадцать назад. В это время Кинваб, молодой и горячий, без лишних слов бы скинул себя одним легким движением абсолютно всю одежду. И начался бы секс. Это был бы простой вариант и, возможно, скоротечный. Кинваб сейчас же был относительно осторожен. Слишком осторожен, потому как за все время этой паузы ни разу не повернул головы.
Ему понравился ее смех. Возможно, это был ответ на шутку про любовника. Потому как в своей голове эта фраза окрасилась именно шуткой. Любовник из Кинваба был посредственный. Если бы он был хорош, у него была бы подруга. Или жена. Возможно, семья. Возможно, была бы к тому моменту рука и нога, а не куча проблем со здоровьем. Орр был дерьмовым любовником просто потому, что не мог удержать ни одну женщину в своей жизни достаточно долго, чтобы началось что-то нормальное, а потом в этом уже отпала необходимость. Следом – вполне обыкновенная жизнь одиночки. Которая, впрочем, не обязана была быть аскетичной и без половых связей. Так что мозгов у Орра хватило на то, чтобы улыбнуться.
Знакомые звуки снимаемой одежды.
Если люди хотят подшутить, они не доходят до крайностей. Она могла бы обнять его сзади, опустив руки ему на плечи, шепнуть что-то пошлое, чтобы раззадорить ,а потом уйти, оставив мужчину со стояком. Не то чтобы стояка не было прямо сейчас, потому как воображение его уже разыгралось. И разыгралось не на шутку. Но одно дело когда ты только предполагаешь близкую связь. Другое дело, когда она очевидным и уверенным шагом идет к тебе.
Он открыл глаза только когда почувствовал, что движения с ее стороны закончены. Со стороны это выглядело так, будто человек в шлеме наблюдал за каждым ее движением и попыткой сесть на стол с тщанием и хищным вниманием.
В действительности же Кин почувствовал, как сердце его резко рвется вперед, стоило векам подняться, а стеклу шлема позволить взглянуть на Мишель в... В том виде, в котором обычно не видят сотрудниц Университета их коллеги.
Сглотнул.
Оценивать можно сколько угодно. Сколько угодно можно говорить о том, что она прекрасна и что прямо сейчас Кинваб готов был это сказать. Сказать можно все что угодно. Но действия в данном случае будут куда более показательными. И, повинуясь своей привычке, первое что делает мужчина, это встает, отодвигая стул. Сначала он делает это левой рукой. Затем хвостом, отправляя предмет мебели куда подальше. И смотрит на Лоран сверху вниз. За его спиной – хвост, медленно виляющий из стороны в сторону. Не как щенячий, скорее, как змея, гипнотизирующая своими движениями жертву. Разве что, становиться сейчас угрожающим Кинваб не хотел.
Напротив.
- Немного нежности. - он не знал ее языка. Точнее, знал его на слух, но не умел на нем говорить, оборачивать мысли в эти вызывающие учащенное биение сердца слова. В его руках были разве что только возможности передать свои мысли прикосновениями. И, сознавая этот факт, Орр чуть приподнял левую руку. Уже хотел было дотронуться.
Вовремя остановился. Правая рука легла на кисть левой. Будто хотела заставить ее прекратить этот балаган. Дать еще чуточку времени на то, чтобы запомнить Лоран такой, какая она была сейчас. Соблазнительной. Дерзкой. Четко знающей, чего именно она хочет. В действительности же, цель была другая. Большой палец поддел перчатку. Стянул ее, обнажая чуть смугловатую кисть с пальцами в таких же шрамах, что были у Лоран, но куда меньше.
Орр делает шаг вперед. Хотя, нет это трудно было назвать шагом. Скорее, он просто чуть приближается к Мишель, так, что теперь уже не было сомнений – он очень сильно хочет ее. Так, чтобы его прикосновения ниже пояса еще не стали очевидной попыткой начать процесс в еще застегнутых штанах. Но достаточно, чтобы понять, что Орр вполне готов продолжить прямо здесь и сейчас и дойти до конца.
Его левая ладонь аккуратно берет ее за подбородок. Чуть приподнимает, заставляя всмотреться в окуляр шлема, но стоит Мишель это сделать, рука смещается. Ладонь соприкасается со щекой. Нежно. После таких прикосновений обычно идет поцелуй, но целоваться с железкой это такое себе. Орр не останавливается. Он медленно ведет левую пятерню ниже. К шее. Кончиками пальцев идет к ключице. Затем смелеет.
Ладонь ложиться на голую кожу, сдвигается к центру, к грудине и идет ниже, пока не меняет положение, и тыльная сторона пальцев не доходит до живота женщины, заставляя концентрироваться на ее тепле. На легкой дрожи от нахальных прикосновений.
Он хочет спуститься ниже. Но медлит. Будто хочет понять, такие ли прикосновения ей сейчас нужны. Сам не замечая, что хвост перестал вилять. И снова дотронулся до ноги Лоран, разве что теперь не скромно и шутки ради, а слегка обвивая ее ступню, медленно поднимаясь вверх. Без умысла, скорее, в продолжение прикосновений. Ему хотелось ее обнять. И держать крепко.

Постепенно эта игра превращалась в немой диалог. В конце концов, от человека, носящего на лице полный шлем и тщательно скрывающего свою личность и черты, вряд ли можно было ожидать открытости и раскрепощенности. В определенной мере Кинваб конечно открытым был, но при этом его черный камзол, одетый поверх костюма, явно не предназначенного для обычных и вполне бытовых будней, намекал на то, что добираться до настоящего Кинваба Орра нужно будет с трудом. Опять же, вряд ли Лоран нужна была эта самая личность, что находилась за семью слоями одежды, психических травм и самоуничижения, но сейчас эти порывы, скрытые от глаз окружающих людей в дневное время суток, были обнажены. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы почувствовать волнение и трепет, испытываемые явно недотраханным Кинвабом в данный момент.
“Трепет” вообще хорошо подходило к его состоянию. К тому моменту, как его рука дошла до живота Мишель, он уже чувствовал, что разрывается на части. Это было странное ощущение, когда не понимаешь, что происходит. То есть, да, конечно, перед тобой голая женщина, вперед, трахай ее. Но в действительности мысли в голове у Орра верещали одна громче другой. Ей не холодно? Удобно ли? Поторопиться? Помедленее? Погрубее? Шутит? Всерьез? Право, ощущения паршивые. Напоминающие о молодых годах, когда это самое женское тело ты только начинаешь познавать. Единственным плюсом был тот факт, что, все же, опыт общения интимного никуда не уходил, он все еще оставался за плечами Кина, и именно из-за него, стоило Мишель начать проявлять активные действия по отношению к шлему, Орра не застигла паника. Только чуть дернул головой назад. Инстинктивно. Так, как не мог не сделать, но все же позволяя ей приоткрыть завесу достаточно для действий, равносильных удару поддых.
Поцелуй.
Левая рука, та, что была живой и чувствующей, сжалась в кулак. Сердце бешено забилось, стоило почувствовать чужой язык на своем. Она требует больше внимания. Правая рука упирается в стол. На шее ее объятия. Нежно. Мягко. Влажно. Привкус виски и изрядно уступающий ему привкус пельменей, но куда важнее и куда более явно – ее запах. Ощущавшийся теперь без металлической преграды, он попадал в ноздри, из-за чего хотелось... Хотелось многого. Поцелуи и ее запах. Словно удар ниже пояса. Но в отличии от удара фактического, эти вещи заставляли желать ее сильнее.
Он нехотя отстранился, стоило Мишель закончить это маленькое нападение. Хищница играла им, как хотела, и это было ее право. В конце концов, все это время была возможность слиться. Теоретически, сейчас она тоже была, но если бы Кин вот прямо сейчас убежал, оставив Лоран в полуголом виде, то не простил бы себе от слова “совсем”. Дело было даже не в лояльности к своим гениталиям и их желаниям, а, скорее, в уважении к чужому труду. Ибо, да, в его понимании Лоран прикладывала немалое количество усилий, чтобы заставить Орра действовать.
И у нее получалось.
Можно сказать, это был критический успех. Отраженный сначала в улыбке. Удовлетворенной, но не показывающей, что, “ха, теперь я выйграл”. Скорее, она говорила о том уровне радости, который испытываешь, когда находишь человека, которому нравится твоя компания. Поцелуй был подобным подтверждением и он развязал Орру руки в достаточной мере, чтобы левая пятерня разжалась и, прильнув ладонью к животу Лоран, скользнула вниз.
Он бы хотел попробовать ее на вкус. Но сейчас в его руках были только ощущения. Скользко, тепло, влажно. Стандартный набор, можно сказать, но важны были не ощущения его. Нет, его пальцы были вполне привыкли к подобным вещам. По крайней мере, в них не ощущалось дрожи, хотя и действовали они медленно – из осторожности, не из смущения. Сначала провести средним сверху вниз и обратно. Немного нажав, так, чтобы приоткрыть ее, прикоснуться указательным и безымянным, развести их в стороны. Немного. Только так, чтобы средний успел легонько дотронуться до маленькой горошины и чуть примять ее подушечкой пальца. Проследить за ее реакцией. Услышать дыхание. Сжать губы от прикосновений ее языка к тем местам, которые у Кинваба не ласкают. По крайней мере, Мишель была первой женщиной, что пыталась после губ перейти к ушам. Что добавляло остроты ощущений. Но при этом не могло не вызывать улыбку. Не ухидную или удовлетворенную. А вызванную щекочащими ощущениями.
- Я знаю. - отвечает он, спустя пару осторожных движений пальцами, шепотом, еле сдержав вырывающийся выдох – Просто не хочу сделать больно. -
Средний палец резко сгибается. Еще одно прикосновение к той точке, что должно было немного подготовить, заканчивается легким касанием, после которого все пальцы ложатся между ног Мишель. Будто собираются погладить. Но вместо этого два сгибаются, а их кончики слегка надавливают на то место, внизу, куда имело бы смысл уже вставить член. Но Кинваб не торопился. Он проверял. Он хотел убедиться, что она готова, хотя его прикосновения уже начинали становиться грубее. Уже внутри, он слегка согнул их. И нащупал то место, что обычно вызывало больше всего страстных вздохов. Легонько надавил, снизу вверх, чувствуя трепетание на фалангах. И погладил. Кончиками пальцев.
Одновременно слегка отстраняя голову, так, чтобы фокус сместился. Снова к губам. Еще один поцелуй. Сопровождающийся медленными, но уверенными движениями пальцев. Но вот этот раз вел уже Орр. Губы, нежное прикосновение языка, и правая рука, отпустившая стол, прижимавшая Лоран ближе к Кинвабу. Будто говорящая, что вывернуться из этой ситуации будет трудновато.

Процесс завораживал. В целом, Кин догадывался, что, возможно, другие люди занимаются сексом немного по-другому. Вставляют сразу, целуют страстно или же начинают с плеток и шлепков по мягким местам. Как угодно. Вариантов было много, и, наверное, в каждом из них можно было найти частичку того “Я”, которое составляло человека или не-человека, будь то желание контролировать процесс и давать иллюзию контроля, или же наслаждаться исследованием тех деталей, которых обычно в жизни не встретить. Второй вариант как раз нравился больше всего. Каждый вздох, каждое подрагивание, каждый тихий стон вдохновлял на дальнейшие действия, подогревая желание продолжать. Медленно и методично. Двигаться вперед, ценя каждое мгновение, словно сокровище.
Так могло продолжаться долго. Всю ночь, весь день. Трудно было сказать, когда наступит конец, потому как в голове Орра действительно была мысль, что заниматься подобным он может весь день, без остановки, делая короткие паузы на поцелуи. Его действительно увлекало тело Лоран, и тот факт, что пока знакома была лишь его толика, раззадоривало еще сильнее. Если бы не слова Мишель, вероятно, он бы так и продолжил касаться ее внутри, сгибать пальцы, вводить их и вытягивать обратно, но вот слова женщины заставили наконец-то Кина остановиться. Сглотнуть.
Проклятье.
Штаны. Костюм. Шутка уровня “Ты захватил презерватив?”, которая резко ставит перед тобой стену, и вот уже два героя-любовника смотрят друг на друга с четким понимаем, что если они продолжат, то будут последствия. И либо они с ними смирятся, либо будут плохими людьми. Раздеться, конечно, не было чем-то сложным, но все же требовало усилий и отвлечения от такого увлекательного занятия, как дальнейшие ласки. Это и смущало больше всего. Но нельзя просто так взять и резко свернуть подобное начинание. Нет, взрослые люди в этом случае как минимум пытаются что-то придумать. Но подобные начинания обычно оказываются довольно странно выглядящими.
Стоит начать с того, что ему понадобится обе руки. Так что, левую Кин освободил. Не без сожаления, не без мыслей о том, что к этому же моменту будет вернуться трудно. И это же ощущение отражалось на его нижней половине лица – губы сжались и не хватало только сдержанного “Черт”.
Чтобы снять этот костюм требовались усилия. Не то чтобы это был средневековый доспех, но все же. Самое простое – плащ, служащий условным первым уровнем защиты, был скинут довольно легко, разве что на время пришлось отпустить Лоран, что уже вызывало определенный уровень огорчения. Но впереди оставалось еще несколько действий. И выполнял их Орр, еле освободившись из ее объятий, чуть отстранившись и скинув на лицо маску, дабы наблюдать его пыхтящее выражение было не слишком смешно.
В конце концов, это его и спасло.
Руки двигались быстро. Уже заученными движениями. Отстегивание воротника, затем плавное движение от горла к животу – похоже это все-таки был комбинезон, а следом не слишком грациозные действия по вытаскиванию рук из рукавов и обнажению белой рубахи, которая и была под костюмом. В конце концов, прохладно. Но даже в январе такой слой одежды, если достаточно “разогреть” владельца, казался бы лишним. И Орру он казался очень лишним, поэтому оба рукава сначала повисли,а после и вовсе были отброшены со всей верхней частью комбинезона, окромя шлема с его тканевым капюшоном – он остался. Но после всех этих действий руки начали методично расстегивать пуговицы на рубашке и это уже заняло время. Лишь после он замер на мгновение. А затем, подняв голову, взглянул на Мишель. Все еще через окуляр.
Момент был в каком-то смысле упущен. Нет, рвение Кинваба все еще было заметно, даже сквозь толстую ткань нижней части комбинезона. Но вот беспокоило его то, что момент был упущен для Мишель. И поэтому, положив обе руки, одна из которых все еще была в перчатке, на бедра Лоран, Кин задал тот вопрос, который, казалось бы, должен был оповещать о том, что вроде как вот сейчас, вот прямо сейчас, они начнут.
- Позволь начать с поцелуя. - Казалось, он ее уже целовал. И она его. Но интонация... Намекала на поцелуй не вполне в тривиальном месте. В смысле, да, обычно до этих поцелуев тоже доходит, но не на “первом свидании”. Определенные правила, правда, вряд ли волновали Орра прямо сейчас. Скорее, он хотел еще раз убедиться в том, что сделает Мишель приятно, и сделает это правильно. Правильным в данном случае казалось максимальное количество нежности и внимания к своему партнеру, которое Кинваб мог из себя выжать. Со шлемом на голове.

В нем было две четких мысли. Первая заключалась в поэтичном и вполне любвеобильном отношении к Мишель. Рассуждение было тонким слоем размазано по всему временному промежутку их взаимодействия, и сколько бы Орр не пытался думать об их взаимодействии как о чем-то низменном и мимолетном, ему не удавалось. Просто потому что Лоран ему нравилась. Не в смысле двух школьников, когда один мальчик говорит одной девочке, что она ему нравится и он хочет с ней встречаться. И не в смысле вкусного десерта “нравится”, когда ты можешь его есть без конца. Тут было что-то иное. Ему нравилась ее реакция, ее движения и ее дезрость. В конце концов, да, он вполне четко намекал на оральный секс со своей стороны, чтобы в каком-то смысле извиниться за задержку, вызванную его одеждой и тяжестью ее снимания. Но если женщина, с которой ты общаешься на предложение, связанное с оральными ласками, вдруг начинает ласкать тебя, то она заслуживает огромного количества любви. Или уплаченных за нее денег. Орр за внимание Мишель не платил. Так что прямо сейчас, падая, сбитый с ног действиями ночного сторожа Университета, думал о том, что она чертовски хороша. Во всем, что делает.
Это была первая мысль.
Вторая мысль была “Твою мать, что она творит?” и по характеру была прямо противоположности стихотворности первой.
Приземление вышло неказистым. Во многом из-за хвоста, вовремя свернувшегося в подобие пружины, позволив упасть не полностью на спину, а вовремя поддержать самого себя, еще до того, как на него успели сесть. Если бы не хвост, было бы хуже. Потому что трудно нормально падать, имея железные конечности. Сейчас их скрывали штаны и рубашка. Но, вероятно, скоро и их стоило бы показать, или же, напротив, скрыть до самого конца. Не о них ,конечно, Кинваб сейчас думал, потому как, стоило ему распластаться на полу и приподняться на локтях, сверху появилась Мишель и...
Господи. Если бы в зубах у него была зубочистка, он бы перекусил ее одним движением. Потому что появившиеся ощущения были приятны. Слово “приятны” не описывало, правда, и толики прикосновения, подаренного со стороны Мишель. И даже если бы Кинваб хотел дать какую-то оценку, она была бы лишней, потому как, стоило ей опустить бедра и соприкоснуться с Орром, тот стал заметно тверже. И заметно дернулся. Потому что даже если бы Кин делал вид, что он порядочный и не заинтересован в неистовом и страстном сексе, инструмент между ног выдал бы это вранье с потрохами.
Дальше было только лучше.
Ощущая ее на себе, Кин слегка склонил голову. Вид становился уже совсем прекрасным. Достаточное количество света со стороны окна. Легкий холод пола, контрастирующий с теплом и влагой на уровне бедер. Но, самое главное, Лоран, сидящая сверху, смотрелась идеально. Завораживающе, вплоть до того, что он действительно замер, следя за ее движениями. За тем, как ткань постепенно отступила, обнажая живот, ребра, грудь, соски, твердеющие от довольно таки холодного воздуха. Картина, на которую можно было смотреть если не вечно, то явно очень долго. Или очень мало, потому как к ней сразу хотелось прикоснуться. Почувствовать ее запах. В конце концов, обнять. Да и не только обнять, признаться честно.
Это и попытался сделать Орр. Его левая рука, та самая, без перчатки, уже было потянулась. Не к груди, но к талии Лоран. Ровно в тот момент, когда эта прелестница съехала вниз. И прежде чем суть ее действий дошла до Кинваба, тот сжал ладонь в кулак, чувствуя, будто упустил синюю птицу удачи, но тут же решая, что все это разочарование бессмысленно.
Она взяла его в руку. Ее пальцы, холодноватые, ощущались четко, ясно. В ее руке он снова дрогнул, стал чуть крепче, но стоило Мишель опустить голову, еще до того, как губы прикоснулись к нежной плоти, дрогнул уже и сам Кинваб. Хватило всего одного дыхания. Просто ощущения дуновения воздуха, которым дышала Мишель, чтобы что-то в сердце замерло. А затем последовал и сам поцелуй. И из-за него из под маски послышался громкий вдох.
Боже, что же ты делаешь?
Под своей единственной преградой Кинваб закусил губу. Она была горяча, очень горяча. Не только в плане внешности, и дело тут было не в каком-то фетише на одноглазых женщин. Движения. Действия. Те самые вещи, которые привлекли его. Заставили ответить на вопрос “хотел бы он ее трахнуть?” утвердительно. Такие вещи нельзя подделать, либо сделать это трудно. Они обязаны были быть искренними, чтобы работать. Искренность побеждала, и стоило ей снова задать вопрос, усладив слух Кинваба ее голосом, все, что смог сделать под своим шлемом Кин, это виновато улыбнуться.
Она держала его в своих руках. В прямом и переносном смысле. И он даже не нашелся, что ей ответить. За него говорил член, подрагивающий от каждого прикосновения, а стоило Мишель опуститься ниже и обхватить его губами, Орр почувствовал, словно его обволакивают в шелк. Нежно, влажно, заботливо. Тепло. Очень тепло.
Ритмично, вверх и вниз. Достаточно медленно, чтобы не заканчивать процесс взрывом сразу же, но недостаточно медленно, чтобы он просил ее ускориться. НО что-то делать явно надо было. Это был уже даже не вопрос гордости или правильности. Скорее, вопрос того, что пока она занимается делом, он сам лежит без дела. И если иной мог бы просто смириться с положением,то Орру потребовалось несколько движений вверх-вниз, чтобы он запрокинул голову, выдохнул, а затем снова ее опустил. И осторожно коснулся головы Лоран. Запустил пальцы в ее шевелюру. И тихо прошептал:
- Помедленнее. -
Это могло быть понято по разному. “Помедленнее”, потому что слишком торопишься. “Помедленнее”, потому что я сейчас кончу. Да что угодно. Кинваб же просто не хотел скоротечного процесса. Ему нужно было им насладиться. И наслаждаться стоило не ему одному.
Движение. В темноте, извивающееся. Прохладное. Словно змея, ползущая по полу. Скользувшая мимо Лоран так, чтобы она ее заметила. А затем, тщательно избегающая ее голого тела, дотянувшаяся куда-то дальше, заходящая далеко за ее взор.
Иии, теперь его черед.
Прикосновение. Холодное. Не слишком приятное. Но нежное. Осторожное. Точно в том месте, которое вызвало бы больше всего отклика. Кинваб наконец-то открывает глаза. Их трудно держать открытыми – веки инстинктивно опускаются, стоит Мишель скользнуть губками вверх, заставляя концентрироваться на тактильных ощущениях, но открывающийся вид все же стоит того. Он видит как она старается. Видит часть спины. Видит ягодицы. И между ними – кончик механического хвоста. Изгибающийся чтобы коснуться ее еще раз. На этот раз чуть подольше. Затем еще. Металл довольно быстро нагревается, и спустя пару таких методичных касаний, идущих снизу вверх, щупальцеподобный орган уже мягко трется между ног Мишель. В такт ее движениями.
Ровно до момента, пока Кин не слышит шаги.
Кажется, они услышали их вместе. Потому как процесс ласок прервался довольно быстро. Орр же повернул голову в сторону входа слишком быстро, из-за чего реакции Лоран увидеть не смог. Но шаги были. Они приближались. И голоса.
Мысль была мгновенной. Поворот головы на 180 градусов, от двери – к противоположной стороне столовой. Стойка. Стойка для кухни. За ней – дверь на кухню. За ней кухня. С кухни можно сбежать. На кухне можно одеться. Шаги.
- Кухня. Быстро. - шепотом, но достаточно громким, выпаливает Орр, чей тон голоса не говорит о том, что он боится быть застигнутым в столовой кем либо, но, скорее, ему не очень нравится перспектива прервать такой процесс именно из-за кого-то. Наказание волнует куда меньше, чем тот факт, что им придется прерваться. Ему вот не хотелось прерываться. Орр был бы готов продолжать хоть до утра с таким партнетром. Но вместо этого, стоит Лоран отпустить его, поднимается на ноги, мастерски поднимая вверх штаны в процессе.
И хватает вещи. Ее вещи. На нем-то рубаха, штаны, а вот Мишель... Ее голое тело точно не удастся так быстро одеть. Шаги.
Либо ей надо быть очень быстрой. Совсем быстрой. Такой быстрой, которой трудно быть просто так. Для этого нужна была определенная подготовка? Что-то на уровне прятанья в шкафу или побега в трусах с балкона. У Мишель был такой опыт? У Орра не было. Поэтому он бежал. Ну, не бежал, но двигался быстро. Вместе с Лоран. К двери. Шаги.
Шаги.
Шаги!
Они успевают. Обладатели шагов. Лоран и Орр – нет. Путь, проделанный прочь от столика, там, где была бутылка виски, тарелка с пельменями, правда, уже съеденными, кружка кофе, оказался слишком сложен. И в последний момент. Просто в последний, когда дверь уже отворялась, они оба делают рывок. Рывок к стойке, что стояла в конце столовой. За которой обычно стояли служащие, раздающие еду. Сейчас же под нее бросались двое. В единственной надежде, что вошедшая пара не успела заметить движения.
[dice=21296-25168-2:20:0:Орр(1) и Мишель (2) пытаются спрятаться от вошедших студентов под стойкой для еды. ]

У Кинваба была только одна четкая мысль в голове. Она была озвучена голосом одного старика, звавшегося Сокуциусом Эргаллой и периодически будто прерывалась, словно старец страдал от какой-то невероятной болезни. В такие моменты воображение Кина давало ну просто невероятные результаты, и стоило ему понять, что он банально “не успел”, на полусогнутых ногах еле-еле добравшись до стойки с едой, но выпрямившись, стоило услышать это самое “О, учитель!”, бесплотный голос в голове зазвучал в невероятно издевательской манере.
“Прекрасный летний день. Вы занимаетесь грязным сексом в университетской столовой, когда заходит две ваших учницы. Ваша пассия успевает спрятаться за стойкой для еды, но вы нет, и ваш член все еще не в штанах. А ученицы явно хотят поговорить. В два часа ночи.” - старик сделал паузу, а затем добавил - “Что вы будете делать?”
Орр сглотнул. Если бы не голос воображаемого мужика в голове, ее бы заполонили мысли о том, как быстро его могут выпинуть из университета, если... Стоп, что “если”? Если кто-то узнает, что он жахается с местным сторожем? Нет, в целом, никто не мешал ему действительно строить свою личную жизнь с Лоран. Другое дело, что а) вышло сделать это только в столовой, на территории университета б) если его и обнаружат, то это будут его же ученицы. И второй пункт смущал. Смущал до нервной дрожи, которая, впрочем, не наступала, потому как ощущения ниже пояса были.. Приятными.
Они не давали сконцентрироваться на текущих проблемах, и Кин еще раз поблагодарил самого себя за привычку носить маску, потому как держать стойкое выражение лица было бы тяжело. Держаться вообще было трудно. Хотя бы потому, что стоял Орр вполоборота к вошедшим девицам, и ему потребовалось порядка секунды на то, чтобы выпустить воздух из легких и положить руку на стойку. Ту, что не была в перчатке. Что было странновато, учитывая, что на правой она была. Но если не задумываться о том, что, наверное, сам по себе этот человек выглядел странно, смена гардероба с привычного камзола на белую рубаху и только одну перчатку, вряд ли бы вызвала много вопросов. В конце концов.. Все эти подозрения были очевидны для того, кто точно знал, что прямо сейчас губы Лоран обхватывают его член, и что минуту назад они лежали на полу, и...
Он дрогнул. Не всем телом. А той частью, которая сейчас была во власти Мишель, заставляя ее напрячься, ощутаться горячее. Желание опустить голову и погладить Мишель было просто невероятным, но вместо него он лишь сжал пальцы на правой руке в кулак. Подтверждение того, что ее прикосновения ощущаются. И ощущаются остро. Жарко. Сбивая с толку и с ног, фигурально выражаясь. Но, что самое ужасное, они растягивали время.
Пытка с одной стороны. Наслаждение с другой.
Вопрос. “Что он тут делает?” - логичный. Прямой. Но обычно такие не задают в два часа ночи в общепите. Не ответить на него, впрочем, было нельзя, учитывая, что у Кинваба сердце ушло в пятки, а затем вернулось в грудную клетку, стоило Джейн приблизиться.
Ноги подкашивались. Правда, только ими близость Лоран пока Орр и ощущал, не считая разгоряченного органа. Она была рядом. Она была близко и требовалось огромных усилий, чтобы сконцентрироваться на голосовых связках, а не на том, как ее губки раскрываются, а язычок находится так близко...
Он опять дрогнул. Там же. Такими темпами воображение Кинваба самого его добьет, но все же, вместо того, чтобы с закатанными глазами концентрироваться на игре мыслей, преподаватель слегка наклонился и уперся локтем в стойку, опираясь на нее. Чуть наклоняя торс. Пряча Лоран внизу. Дабы ее не заметили. Если бы решили запрыгнуть на эту самую стойку.
- У меня тот же вопрос для вас. - голос прозвучал глухо, бесчеловечно и явно... Рассерженно? В нем буквально читалось “Валите отсюда”, но в сдержанной манере, словно сейчас Кин начнет их отчитывать. И, в целом, он мог бы отчитывать обеих девиц, решивших на ночь глядя залезть в столовую.
Отчитал бы.
Если бы не почувствовал сначала дыхание на головке. А потом что-то тонкое, влажное. Обхатывающее. Мокрое. Кольцом опоясывающее его член, двигающееся к основанию.
Еще приступ дрожи. Теперь по всем телу.
Стоило Джейн произнести половину фразы, голова Орра резко дернулась, будто ему стало слегка плохо и на него накинулся приступ тошноты, стремительно побежденный. Но вот рука.. Левая рука, лежащая на стойке, сжалась в кулак. Что наводило мысли о боли. О чудовищном спазме, из-за которого ногти врывались в плоть. Сам же Орр сглотнул.
- Х-кхм! - откашлялся – В два часа ночи? -
Вторая рука, в перчатке, легла на стол. Ладонью. Левая все еще была в кулаке, чуть повернулась, но оставалась сжатой. “Божечки, Мишель, что ж ты делаешь” - вертелось в голове, одновременно с мыслями о том, что такие издевательства терпеть это уже слишком. Ладно ротик. Ладно ее руки на его бедрах. Но вот.. Кхм.
Раздался шорох. Ну, как “раздался”? Скорее, он был бы незаметен днем. Но вот ночью, в полнейшей тишине движения орровского хвоста были заметны как и на взгляд, так и на звук – он дугой выгнулся за его спиной, а затем резко нырнул вниз, полоснув металлом по полу. И скрылся для двух учениц. Зато стал явным для Мишель, которую теперь обхватили... Теплым, как ни странно, хвостом. Будто металлу передалась часть того жара, что испытывал сейчас Кин, и который отвлекал его от разговора.
Пояс. Талия. Бедро. Наощупь он вполне мог сказать, что именно обхватывает этот длинный змееподобный придаток. И когда кончик его шлепнул по ягодице Мишель, Кин тоже это почувствовал. Слегка сжал ее. И медленно повел в ту сторону, которая казалась ложбинкой. Длинное металлическое щупальце аккурат расположилось между ее ног. Прямо посередине, от спины к промежности, затем вверх, доходя до лобка. Остановился...
Орр медленно выдохнул. Контроль дыхания. Важная штука. Если он начнет тяжело дышать и стонать на глазах у других людей, с тем же успехом можно вытянуть за подмышки Мишель, посадить на стойку, раздвинуть ей ноги,..
Он опять дрогнул. Внизу. Стоило ей выпустить его изо рта, но тут же сразу пойти в наступление.
- Думаю, вам лучше заглянуть сюда с утра. - еле выдавливая из себя слова произнес Кинваб. И молился всем богам, существующим и нет, о том, чтобы этот ответ заставил двух девиц уйти. Прямо сейчас. Пожалуйста.