«Холодно» - эту мысль заметил Орр еще в первую неделю пребывания в лагере. Она появлялась регулярно и была связана с довольно суровым зимним временем, а на Кайматсу частота ее появления вообще зашкаливала. Не то чтобы он не любил холод, куда страшнее была жара, но стоя на холме, продуваемом всеми ветрами, кроме тех, что шли со стороны Туманов, просто нельзя не задуматься о том, что сейчас куда лучше было бы попивать коктейли где-нибудь на Офелии. Желательно, без дальнейшего осознания, что ему придется топать в места, где его может сожрать гигантская ромашка или попытаться осеменить не менее гигантский шмель. От этой мысли человек в черном, с заботливо лежащим на плечах клетчатом пледе, слишком маленьким чтобы его называть пледом и скорее напоминавшим накидку, поежился. Он вообще часто поеживался. Стоял сгорбившись, скрестив руки на груди и неуемно смотря в сторону Туманов, будто ожидая, что из них что-то вылезет.
Не вылезало.
Вообще, трудно было сказать, зачем они здесь. В смысле, никто из университетских толком не мог взять в голову зачем Кинваб решил отправиться в какие-то места, где не было дичи. Где все, что надо было делать — ждать, а потом еще ждать, пока не придет смена. Не то чтобы они сторожили что-то важное, фактически, у их лагеря, что стоял уже несколько лет на этой земле и сменял только обитателей, было всего две четких задачи. Наблюдать за тем, не пройдет ли рядом Каменный Горизонт, который уже должен был показаться со дня на день — глыба на горизонте, словно горы плывущая по туманам, одно из повторяющихся явлений в этих землях. Вторая же — наблюдать за Леди Бекетт, что было труднее в данный момент, учитывая, что по ее расписанию, сейчас она плыла от Бальтазара к Кайматсу, и плыть будет еще несколько недель.
Просто сбор статистики.
Никаких охот за артефактами или туманниками. Никакой мести. Никакой обороны. Тишь да гладь, да вой февральского ветра. Ничего опасного. Ну, кроме того факта, что в их лагере был гребаный перевертышь, способный оторвать тебе голову ночью просто потому, что ты потерял бдительность.
Вообще, это был странный заряд паранойи. Орр был не слишком подозрительным человеком, если честно. Он верил фактам, а не подозрениям. Наблюдениям, статистике. Статистика говорила, что из Туманов не возвращаются спустя сорок лет без изменений. И не то чтобы  старая знакомая этих измнений не имела, нет. Скорее, трудно было поверить в то, что это та самая знакомая. Поэтому Кин и не верил. Он проверял, он собирал данные, и именно поэтому сейчас не сидел с винтовкой в руках, глядя в прицел, надеясь на то, что одной пули хватит для добычи. Нужно было ждать. Без ружья в руках. По крайней мере с самого начала.
И, боги, как же ему не хватало ружья. Оставить свою винтовку в Университете было плохой идеей, и сейчас Орр это начал понимать как нельзя лучше, глядя на туманную стену вдалеке. Из которой вышло... Что-то. Но быстро вернулось назад, стоило мохнатой голове осмотреться и понять, что неподалеку нет для нее добычи.
Кинваб поежился. Подстрелить ее , что ли?
- Д-добр-рое утр-ро… - раздалось откуда-то со стороны, но человек в шлеме и странном минипледике в клеточку продолжил смотреть вперед. Не потому, что он был невежлив. Скорее, был поглощен своими мыслями, которые не могли отойти в сторону и освободить проход для Келин. Впрочем, на нее обратили внимание довольно быстро. Не так быстро, чтобы не вызывать лишних вопросов в голове девочки, но достаточно быстро, чтобы не принять Орра за человека совершенно невоспитанного.
Железная голова циклопа с единственным зрачком, излучающим фиолетовый цвет, нехотя повернулась в сторону и застыла, будто изучая девочку добрых полсекунды, а затем неуверенно кивнула.
Чего он вообще хотел от нее? Покушения на его жизнь? Чтобы появился повод выстрелить дробью в тело и понять, что все это время это было притворяющееся чудовище? Ну, теоретически, да. Это бы закрыло вопрос. Открыло бы еще множество старых ран, но их Орр умел закрывать и сам. С тем же успехом он хотел понять, что это тот самый человек. Но для этого нужна была память, нужны были те вещи, которые знала только Келин.
- Доброе. - сухо ответил человек в шлеме, одетый в черное и тут же вернулся к созерцанию туманов, еле заметно дернувшись от очередного порыва холодного ветра.
- Нормально. - отвечая на следующий вопрос, глухо послышалось из глубин шлема, с сожалением осознавшего, что тварина из туманов не решилась на второй забег из них, так что если бы не этот самый шлем, можно было бы заметить кислое выражение лица Кинваба.
Впрочем, это самое кислое выражение читалось в голосе.
- Уже успела освоиться в этой дыре? - вопрос был задан, видимо, касательно лагеря. Который действительно был той еще дырой. Буквально. Дырой в холме, сделанной кем-то, кто явно вышел со стороны туманов, но со временем ставшей достаточно ровной, чтобы напоминать платформу, где, собственно, университетсткие и разбивали лагерь из года в год. Разве что, дыра эта была слишком уж далека от любых поселений...

Он все ждал, что она оступится. Не в том плане, что случайно заденет ногой камень и рухнит кубарем вниз по холму, а затем через поле, после этого с обрыва и плюх в воду, нет. Скорее, что скажет что-то, что мало подойдет для “обычного человека”, но выдаст в ней желающее сожрать чужие мозги чудовище. Постепенно, когда проводишь слишком времени в раздумьях над каким-то вопросом, начинаешь верить в одну и ту же версию, раз за разом возвращаясь к ней и, не зная, какая именно Келин вернулась из туманов, куда проще было верить в то, что это на самом деле монстр. Убеждение это хромало, правда, под действием эмоций, проявляющихся в случаях, когда у тебя на руках не бумаги с отчетами, а живой человек. Наверное, человек.
Говорила, дышала и двигалась она, по крайней мере, как обычный ребенок. Такой же, каким ее запомнил Орр перед последним ее отбытием. В конце концов, у него-то не было мучительных воспоминаний, не было ужаса от созерцания ее трупа или момента, когда ее затаскивают в туманы. В какой-то момент просто пришли новости о том, что вся группа вместе с ней пропала, и юноша с темной кожей просто кивнул. Это уже было привычно. “Не вернулись” - все описание, которое требовалось.
Концентрироваться на своих мыслях удавалось ровно до того момента, пока снова не открывала рот. В этом случае черная недвижимая фигура начинала подавать еле уловимые признаки жизни, правда, “еле уловимые” стоило назвать преувеличением. В основном он молчал, только немного приподнял голову, стоило Келин сказать про конфеты, перемещая взгляд с точки вдалеке на что-то, что было видно только ему самому. Конфеты от кашля. Он редко болел с кашлем, потому что костюм был достаточно теплым и хорошо закрывал горло, дабы его нельзя было застудить. Да и часто пил горячие напитки, чтобы, опять же, согреть это самое больное горло в случае чего. Например, кофе... Да. Кофе было бы неплохо-...
- ...а еще вчера закончился кофе. - черепную коробку Кинваба заполонил внутренний крик, полный отчаяния и неприятия реальности, слышимый, правда, ему одному.
- Вот как. - ответил совершенно безличностно Кинваб, стараясь не думать о том, что теперь придется выжирать свои запасы и наверняка делиться ими. Университетский кофе был не так уж плох, но свое варево Орр таскал исключительно для себя. Теперь же, если кто-то увидит его с кружкой темного напитка, к его палатке выстроится целая вереница сонных профессоров, студентов и прочих личностей, что забрели в эту даль.
Ну или, как вариант, можно было отправиться до ближайшего поселения. Которое было далеко. Но относительно близко. Ближе Мальтерна, в конце концов, уж точно, в разы ближе.
Еще одна фраза. Вопрос.
- ...почему мы здесь?
- Чтобы страдать. - тихо и будто про себя отвечает Орр на автомате, втайне надеясь, что это было слишком тихо, чтобы слова могли покинуть его шлем. Тем не менее, эта своеобразная шутка заставила его оживиться. Мрачный юмор был той вещью, что скреплял обратно расшатанные нервы, и сейчас человек в черном скафандре, которого обычно в этом лагере называли просто “Профессор”, повернул снова голову к девочке и взглянул на нее сквозь единственный вытянутый окуляр шлема.
- Мы здесь, чтобы наблюдать за двумя явлениями. Но одно опаздывает, а второе случится только через пару недель. По плану. - с этой фразой голова его повернулась обратно к туманам, но на этот раз сгорбленная спина чуть выпрямилась, а сам Орр почувствовал, как позвонки на уровне шеи начинают хрустеть. С этим же движением оживился и сам Орр, не только его шея, потому как обе руки вытянулись вперед, сплетясь пальцами, а затем хрустнули и запястьями. Но, самое главное, хвост. Незаметный, оплетающий тело так, что не сразу можно было его найти, он резко скользнул по темному наряду Кинваба, а затем точно так же вытянулся в сторону и встал трубой. Будто и этот механический орган человек в костюме имел привычку растягивать, если подолгу стоял на месте.
- Так что. Мы просто бьем баклуши. - ничуть не стесняясь суровой правды жизни, ответил Кинваб, повторяя те же самые слова, что сказал когда-то давно. И, заложив руки за спину, взглянул опять на Келин сверху вниз.
- Не помню чтобы среди наших кто-то заболевал. Уверена, что те таблетки не решили взять ну, кхм, потому что они сладкие? - высказал предположение человек в черном, видимо, пытаясь поддержать диалог.

Он отвлекался. Ну, по крайней мере, тщательно пытался отвлечься от разговора, задумавшись о вещах, которые действительно должны были волновать. Все ли с ней в порядке, действительно ли это та сама Келин, помнит ли она о нем, помнит ли она вообще о чем-нибудь? Первая ее реплика не дала нужного ответа. Только натолкнула на мысли о том, что, наверное, нужно дать пинков. Много-много, тому, кто явно не кашляет, но при этом имеет в запасе у себя кучу леденцов. Мысль эта заставила Кинваба задумчиво вернуться к созерцанию горизонта, потому как думать о пинках, глядя на Келин, было довольно странновато. В конце концов, заболевших в лагере действительно не было. Орр знал парочку людей, которые могли бы заболеть, учитывая, что у них не было шарфов, но все же. Значит, действительно сладости. И, значит, свой запас шоколада, который входил в паек для экспедиций, эти сладкоежки уже выжрали.
Тяжелый вздох, с опускающимися плечами, стоило Келин завершить свои слова тем же самым выводом, что сделал и человек в шлеме. Если  бы ее рот не открылся, Орр бы подхватил диалог. Может, сказал какую-нибудь глупость. Или, напротив, что-то серьезное, например, что выдаст сто ударов плетей тому, кто решил заграбастать себе леденцы от кашля. НО вместо этого промолчал.
Воспоминания, особенно чужие, задевали. Задевали сильно, притом, с обоих фронтов, с одной стороны подговаривая к мысли о том ,что все-таки это была та самая Келин, с другой стороны напоминая о том, что после ее возвращения вряд ли найдется много людей, кто ей бы обрадовался. Дело было не в Келин, опять же, как таковой. Она-то была милой пусечкой, коих еще надо было поискать. Даже сейчас Кин готов был ее поднять на руки, заобнимать и угостить мороженым, если бы позволил себе меньше сдержанности, чем обычно. Ее образ располагал к подобному отношению. Как и ее поведение.
Вопрос был исключительно в факте возвращения. Когда ты возвращаешься не такой, каким ушел. Или возвращаешься слишком поздно. Он помнил эти взгляды, когда пришел в Университет с кустарным костылем и без плоти и костей ниже колена. С подвернутой штаниной так, чтобы остатки ноги не виднелись из под ткани. Ощущение того , что что-то уже не вернуть, и осталось оно в Туманах, было чертовски паршивым, а странные взгляды только заставляли появляться мысль, что вот тот самый Кинваб, который уходил, уже не вернется. А вместо него пришел Кинваб другой. Хмурый. Бледный. И без ноги. У Келин по крайней мере была нога. Но не было половины себя, которую забрало странноватое существо, в которое она теперь превращалась.
Безусловно. Каждый что-то терял. Ни девочка рядом с Орром, ни сам Орр, ни Карин, уже не вернут той части себя. Вопрос был только в том, что они найдут теперь.
- Кхм. - он откашлялся. Негромко, но заметно, после чего повернул голову и снова обхватил туловище хвостом, а руки скрестил на груди, так, будто все еще чувствовал холод под своим скафандром.
- У меня появился план. Составишь мне компанию через пару минут на выходе из лагеря? - задает вопрос человек в шлеме, чьего лица Келин даже ни разу не видела – потому что действительно не видела позврослевшего Орра. Только молодого, смуглого, с шевелюрой черной и вьющейся.
И, получив ответ, он лишь кивнул. А затем бросил фразу, значащую довольно мало:
- Я возьму пару вещей и буду ждать снаружи. -
Наконец-то сдвинулся с места. В сторону своей палатки. Ему нужен был револьвер. Два. И нож. Нет, они не шли на охоту. Но если ты сидишь на Кайматсу и ждешь у моря погоды, рано или поздно тебе точно пригодится револьвер. А лучше два. И Орр знал какие именно взять.

Зима Кайматсу была штукой суровой. В летние и весенние дни здесь было зелено-зелено. Много растительности, много покрытых лесами скал, много камней, обвитых плющем. Осень заставляла этот остров сереть, на короткий промежуток окрашивая его в желтоватые цвета, но стоило ударять первым холодам, цвета терялись на Кайматсу. Словно кто-то разливал растворитель по земле, покрывая им весь остров, вплоть до Мальтерна и Белле. А на смену цветам приходил ветер, дующий с востока. Холодный, мерзкий и беспощадный. Его же Орр и ощутил, стоило ему выйти из палатки, на ходу проверяя свои припасы.
Пледа на его плечах уже не было. Хвост вился за спиной при каждом шаге, помогая поддерживать равновесие, пока руки рылись в небольшой котомке, доставая из нее не так уж много предметов и рассовывая их по своим местам. Первыми были пушки. Револьверы. Заряженные, но выставленные на предохранители, они тут же были засунуты в кобуры, каждый на свое место, и хотя они слегка отличались друг от друга, Кин без проблем разобрался какой из них стоит положить в левую, а какой в правую. Правый для прицельных выстрелов, для того, чтобы убивать. Левый для того, чтобы отпугивать. Его патроны были заряжены капсюлями с зарядами, которые вообще использовались для сигнальных огней. Но вряд ли им потребуется вызывать помощь. Скорее, если и придется его использовать, то больше для какой-нибудь заблудшей твари.
Затем нож. Нож в сапог. Еще один – на пояс. Никогда не бывает лишних ножей. Эта мысль родилась в голове Орра уже давно, хотя бы потому, что для него это были его когти. И одного было мало. Их выбивают, их ломают, их едят, что случалось, правда, только один раз, но и этого хватало, чтобы в какой-то момент Кинваб начал таскать с собой по два экземпляра каждого оружия и каждой вещицы. Кроме фляги. Она осталась в котомке, закинутой на плечо, стоило профессору поднять голову и остановиться на выходе из лагеря.
Это было небольшое возвышение. Часть холма, нетронутая неназванным чудовищем, заставляющая взбираться чуть выше и бросать взгляд на перелесок, в котором не было ни капли зелени. Только извивающиеся стволы агонирующих деревьев, застывших в попытке дотянуться до темнеющего неба без единого просвета солнца. И холод. Кинваб медленно втянул его сквозь фильтры маски на своем лице и почувствовал знакомую свежесть местной зимы, заставляющей легкие трещать от каждого вздоха в особо суровые ночи.
Но сейчас была не ночь. День. И у них было полно времени.
Он обернулся на ее голос, придерживая левой рукой котомку за спиной. Вряд ли им бы понадобилась какая-то дополнительная сумка, но никогда не знаешь, что найдешь на Кайматсу. По крайней мере Кинваб знал, зачем идет, но и рассказать это Келин вполне можно было бы. Не говоря уже о том, что люди  в масках, уклоняющиеся от ответа на прямые вопросы, это страшновато. И пугать ее Орр не хотел.
- Вниз, под холм. - задал направление мужчина, покачивая хвостом отправляясь в путь по склону, вниз. Неторопливо, передвигая ноги так, будто прогуливался, не торопясь и стараясь не повышать скорость до уровня своего обычного целенаправленного шага, что был заметен в коридорах Университета.
- Если нашим коллегам не хватает сладостей и они тащат медикаменты, можно, конечно, накидать слабительного в запасы леденцов от кашля. - начал Кинваб, постаравшись говорить так, чтобы его голос был слышен девице за его спиной – Но, мне кажется, куда проще будет раздобыть аналог и распространить его. -
Шаг за шагом. Сначала склон. Затем постепенно выравнивающаяся земля, вплоть до появления корешков от застывших кустов в земле, что усохли с приходом холодов. Как усыхали все местные растения, решившие запастись и переждать зиму, искореженные, словно жертвы пыток. Стволы гнулись, ветки вытягивались, кора покрывалась белесыми прожилками, выделяющимися на фоне сероватого покрова. Редкий снег, белый и от того выглядящий лишним, лежал меж деревьев и их корней, стоило Кинвабу и Келин спуститься со склона. И они не останавливались, они шли вперед. Иногда останавливались, чтобы Орр мог оглядеться, но двигались все дальше и дальше, изредка заворачивая.
- Наконец-то. - раздалось в какой-то момент из шлема Кинваба, после чего тот зашагал к одному из стволов, что был куда толще обычных деревьев, после чего принялся его обходить по кругу и, стоило ему найти что-то, добавил – Подойди сюда. -
Он держал в руке... Корень? Длинный, тянущийся от земли вверх по стволу, напоминающий змею и уходящий далеко-далеко наверх, к самой кроне древа, что напоминало распростертую пятерню, по которой полз застывший сероватый червь. Червя, видимо, Кинваб и хотел забрать с собой, потому как несколькими движениями отодрал его от ствола, заставляя порваться тоненькие ниточки, на которых корень или лиана держался.
А затем человек в черном достал нож.
Удар был... Медленным. Лезвие осторожно ткнуло мягкую на вид поверхность растения, посеревшего, как и весь Кайматсу, всковырнуло ранку и из нее полилась кровь. Не то чтобы не было ясно, что это явно сок, но жидкость была вязкой и багряной, выглядящей жутковато. Но не для Кинваба, позволившего нескольким каплям лечь на лезвие ножа, после чего отпустил засохшую на первый взгляд лиану и, приподняв маску, слизнул красноватую жидкость.
Все тот же смугловатый подбородок. Скромненькая бородка, тщательно подстригаемая. Шрам, что-то новенькое, над губой, тянущийся вверх. И острый язык, легким движением отправивший красные капли в рот, после чего губы плотно сжимаются. Слышен звук сглатываемой слюны.
Нож снова вонзается в белесого червя, на этот раз отрезая куда больше, перебивая его и позволяя Орру разорвать растение надвое, после чего тот опускает маску обратно и протягивает часть кровоточащей, уходящей высоко вверх, лианы Келин.
- Местные запасаются этими растениями на зиму. - начинает Кин, скидывая попутно котомку на землю, из которой собирался достать флягу – К холодам их сок застывает, но если он еще не затвердел, то его легко собрать. -
Красная жидкость собиралась в капли и, словно смола, тягуче падала вниз. Действительно, напоминала кровь. Но, кажется, Кинваба это сравнение нисколько не смущала.
- Его называют патоковым пальцем. Но я не уверен в правильности перевода. - попытался продолжить Орр, поднося флягу. Кажется, ему хотелось продолжить. Ну или хоть немного поговорить. Необязательно о местной фауне. О чем-нибудь. Потому что сходить за этой штуковиной он явно мог и сам. Один. И точно так же мог бы, опустившись на колено ,собирать застывающий сок во флягу.

Неплохой отдых. Не в плане лежания на пляже с попиванием коктейлей, хотя и от пляжей Офелии Орр бы сейчас не отказался. Зимой море на нем не замерзало из-за соли, да и песчаные пляжи зимой выглядели довольно красиво, с холодным ветром и этой пустотой. Успокаивающей. Леса Кайматсу тоже, в целом, были местами спокойными. Туманники не были, в конце концов, тварями, желающими уничтожить все живое – в каком-то смысле они были таким же зверьем, что местные волки или олени, только слегка измененными. Так что даже ближе к стене тумана не было никаких разрушений в виде поваленных деревьев или взрытых холмов. ПО крайней мере, они не встречались часто. Будто даже местные гости повиновались законам природы, как им повиновались двое, забредшие в глухомань.
И обсуждавшие названия.
- Сколько людей – столько и мнений. - задумчиво согласился человек в маске, все еще держа на ватянутой руке флягу, в которую постепенно набирался густой сок. Теперь он меньше был похож на кровь – только цветом. Жидкость из человеческих тел была не такой вязкой, эта же больше напоминала мед по своему составу. Притом, цветочный. Достаточно густой, чтобы тянуться, но недостаточно, чтобы застывать словно нерастопленное масло.
Незаметно, она перешла на ты. Орр уже давно заметил, что сам общается с ней без вежливого обращения, как принято с коллегами. Может, видимый возраст играл свою шутку. Может, мозг подсказывал, что это все та же Келин и отказывался видеть в ней безликого ассистента. Не то чтобы ассистенты были безликими. Кинваб помнил лица всех, кто задерживался с ним на больше чем одну экспедицию. Лицо Келин он помнил четко. Оно же сейчас было и у создания, что стояло рядом.
Кажется, сердце будто сцепило.
Быстрая мысль, рожденная вопросом девочки. Не самим вопросом, интонацией, наверное. Она задавала его так, будто помнила Орра. Помнила и хотела узнать, что изменилось за последнее время. Почему он носит маску. Как появился хвост. Много вещей. Это был разговор двух людей, встретившихся в баре спустя несколько лет, когда один у другого подглядел в бумажнике фотографию детей и жены. Или мужа. Слишком много воды утекло с тех пор, но они все еще знают друг друга, все еще помнят какие-то вещи, которые были давно. Кинваб чувствовал, как постепенно чаша весов опускается в ту сторону, где Келин была человеком. Не чудовищем, но человеком, по-настоящему вернувшимся из Туманов.
- мм? Это была идея Салли. - проверка, произнесенная с ноткой... Грусти? Как будто речь шла о ком-то, кто уже в могиле, хотя, в действительности, Цукерманн была жива и здорова. Та самая, что любила железки куда больше Орра. Да. Пусть это будет проверка. Проверка на память, на воспоминания, которых быть не должно у того, кто прожил всю жизнь в туманах.
Непонятно только было, зачем. Зачем дальше задавать вопросы и подозревать? То есть, конечно, да, безопасность, все дела. Но это было трудно. Чертовски трудно. И мысль о том, что туманные твари могут легко принимать обличье других людей была даже не пугающей. Она попахивала ломающим разум безумием. Прежде чем Орр, правда, ответил на другой вопрос, человек в плаще слегка дернулся и убрал флягу от корня – та переполнилась, часть сока попала на перчатку, заставляя мужчину тихо выругаться и засунуть руку в карман штанов.
Ему просто был нужен платок.
- Немного ремней, немного манипуляторов. - короткий ответ, в котором не было “немного игл”. Та вещь, что действительно держала эту штуку, но вдаваться в подобные подробности Кинваб отказывался просто по той причине, что это было мерзко. Все его тело можно было назвать мерзким из-за обилия шрамов, металлов и просто большого количества ментального самобичевания на квадратный сантиметр. Поэтому, без подробностей. Без вопросов, без уточнений.
Он достает платок, вытирает перчатку, оставляя на белой ткани следы красные, но сочетающиеся скорее по цвету с вишневым соком, чем с запекающейся кровью. Чем больше смотришь на все эти детали, тем меньше эта субстанция напоминала результат неосторожного пореза. Сладковатый аромат был только первой ступенькой. Последней, вероятно, было то самое попивание сока из горла, как это делал Кин, но сейчас он был слишком занят перчаткой. А затем пробкой. И оглядыванием того, в сколько склянок Келин собирается набрать эту сладковатую жидкость. Желе. Мед? Сладковатую субстанцию. Да, так проще.
- Дай мне парочку, немного помогу. - протянув левую руку, произносит мужчина, смотря сквозь окуляр шлема на девицу, потому как свою флягу он уже заполнил. И повесил на пояс за тот же ремешок, на котором она держалась.

Постепенно, эта сцена выравнивалась. Она все больше и больше напоминала встречу двух старых друзей, не смотря на то, чтобы оба присутствовавших тащили за своей спиной невероятный багаж из последствий и ответственности за свои решения. Слишком легка была эта атмосфера замерзшего леса и тишина возле границы Туманов. Наверное, так и должно быть. У Кинваба было несколько вариантов, как устроить эту встречу. Ворваться в ту часть Университета, где нашли Келин, когда та обратилась. Или затребовать визита в момент работы. Придумать какой-нибудь вычурный сценарий. Но, в конце концов, все это казалось... Наигранным, что ли. Никто из них больше не был похож на идеалиста. А с течением времени изменения стали разительными и не обошли ни его, ни ее.
Меньше радости. Меньше визга. Меньше неуемного веселья. Много тишины. Мало слов.
- Она в порядке. - соврал Кин, тут же добавляя, будто хотел убедить самого себя – В порядке. -
Правая рука чуть сильнее согнула пальцы, на мгновение, расслабляясь. Мысли о Цукерманн обычно приводили к небольшим сбоям. К искрам, проходящим сквозь металл в тех местах, где он соприкасался с плотью. Вызывал желание дышать глубже. Покалывание в пальцах, которых уже не было. Неприятные ощущения. И ведь не то чтобы он не любил Салли. Она была милой. Со временем стала даже милее, если обращать внимание только на характер, а не на внешность, способную отпугнуть. И, в возрасте Кина, на характер обращаешь куда больше внимания. Внешность же... Стоило опустить веки, чтобы вспомнить ее движения. И манеры. Редкую улыбку. Редкую, как алмазы.
- Растеряла немного, пока годы шли. Но мы все там были. - со странноватым акцентом и немного рваной манерой речи ббудто про себя заметил Орр, в чьем теле металла было все же меньше.
И снова тишина. Не с ее стороны. С его. Он мало говорил. Практически всегда молчал, за исключением занятий или лекций. Но лекции были редки. Практические занятия куда чаще. Экспедиции куда чаще. Разговоры, идущие между двумя сущностями, редко. Если Кинваб говорил много, он делал это так, будто общался сам с собой. Сам себе рассказывал перед аудиторией о том, как важно исследователь материалы еще до начала экспедиций. Подготовиться не только в планах припасов, но и в плане знаний, ведь пайки закончатся, а память – нет. Это не требовало сил, просто потому что он был один.
Сейчас же говорить с кем-то было... Утомляюще. Словно из него тянули жилы. Медленно, с каждым словом. И с каждым словом его становилось чуть меньше, пока не оставалась только пустая оболчка, сидящая в лагере на раскладной кровати. Сложившая локти на колени, сгорбившая спину. Смотрящая в пустоту. Одним единственным взглядом.
Он не сразу ответил на ее слова. Казалось, прошло очень много времени, как голос Келин опять раздался, отмечая возраст. Нет, даже не возраст. Рост. Она видела лишь толику лица, меньше половины. Не видела седин. Не видела шрамов. Не видела уставшего выражения лица. Под маской угадывалось, что практически всегда веки его немного прикрыты, а на лице обычно запечетлена маска хмурая, разочарованная. Так выглядят люди, которым уже трудно найти что-то новое. Или же трудно это новое проглотить. Принять для себя. Не потому что оно было колким на вид, а потому что уже не веришь в свои силы.
Самое главное было не в этом самобичевании, правда. А в мысли “Она помнит”.
Если бы маска могла менять выражение лица, оно бы поменялось. Но металл оставался неподвижным. Только вытянутое фиолетовое око слегка изменило угол наклона и будто внимательнее взглянуло на Келин, стоило Орру повернуть голову. Без слов, правда. Он не знал, что ответить. Может, и не надо было. Может, надо было держать в голове мысль о том, что она все еще может быть чудищем. Может, надо было сделать что-то менее... Личное, что ли.
Но он поднял руку. Положил ладонь в темной кожаной перчатке на голову. Келин. На шапку, прикрывающую вьющиеся непослушные волосы, вечно растрепанные и никогда не держащиеся в стройном порядке. Сквозь кожу не чувствовались тактильные ощущения, но он знал, что она теплая. Макушка под шапкой. И что мягкая. Пятерня не задержалась надолго. Просто похлопала Келин пару раз.
- Я скучал по тебе. -
Такие слова говорят любовникам и любовницам. А еще друзьям. Тем, кого давно не видел, очень давно. Любовники потом получают поцелуи. Жаркие, страстные, интимные. Друзья же... Ну, их перестают трепать по голове, а голову возвращают обратно к стволу дерева. И к склянке, почти заполнившейся. По крайней мере, большая ее часть, но и этого бы хватило.
Он положил ладонь на колено, уперся в него. И приподнялся. Было больно. Не остро, как будто ударился. Скорее, ощущение, что из тебя что-то медленно вытягивают, просто стало более осязаемым. Хвост слегка дернулся, стоило Кину выпрямить спину. А затем приподнялся над землей, будто подтверждая готовность профессора двигаться.
- Пойдем. Наверное, нам уже стоит вернуться в лагерь. -
И все-таки он говорил мало.

Нападение вышло внезапным, стремительным и беспощадным. Нет, Кинваба и Келин не загрызли внезапные туманные волки. Просто называть эти внезапные объятия как-то иначе, кроме как “Нападение” у Орра  не удавалось, учитывая, что малышка действительно чуть не сбила его с ног, успешно подгадав тот самый момент, когда лишить профессора равновесия было крайне легко. Если бы не хвост, они бы действительно оба валялись сейчас на земле, но шустрая железяка вовремя уперлась в землю, дав возможность Орру не просто не рухнуть, но и подхватить Келин на руки.
Не в галантной манере, увы. Скорее, в смущенной. На автомате, скрестив обе пятерни у нее за спиной и инстинктивно прижав к себе.
Он мог сколько угодно обращаться к разуму. К доводам. К фактам. Человек же никогда не был исключительно разумным существом. Баланс веществ в голове и теле диктовал свои условия, убрать которые, сделать вид, что их нет, было невозможно. Просто невозможно. И теплота тела четко говорила о том, что и сейчас Орру не хватало одного шага, чтобы сказать самому себе “Да, это она”. Он просто хотел в это верить. На уровне не доводов и фактов, а на уровне мышцы в грудной клетке, бьющейся без остановки. И принявшейся биться чуть чаще сейчас, когда Келин была рядом.
Кинваб обнял ее так, как будто она была самым дорогим подарком в жизни. Крепко. Явно. Разделяя полностью страхи об исчезновении и о том, что все это может обернуться пустотой. Терять ее второй раз было уже чем-то немыслимым. Чудовищным. Они оба, вероятно, боялись этого, догадываясь о том, что подобные чувства одинаковы и в его случае, и в ее. Поэтому до последней секунды хватка человека в маске не ослабевала. И только после того как девочка расслабилась, и уже ее руки отпустили шею Кина, тот молча выпрямил спину, ослабив и свою хватку.
На Келин смотрел совершенно безэмоциональный вытянутый фиолетовый глаз маски. Молча. Без слов, без комментариев, впитывая ее панику и ее оправдания до момента, пока опущенные руки, разжавшие замок и позволив Келин отступить, не приподнялись и не легли ей на плечи.
Молчание. Снова. Без смеха, без каких-то комментариев.
Его длани ощущались странно. Правая напирала на плечо одним своим весом, левая же касалась куда легче. Он был на одном уровне с ней, все еще на одном колене, не в силах толком встать сначала из-за того, что этот процесс прервали, а потом… Ну, потом Орр уже и не хотел вставать.
Подтянул ее к себе. Это было несложно. За ее-то лепетанием, за этим странным ощущением будто кто-то что-то сделал не так. Обычно в такие моменты что-то говорят. Ну, на манер “Не парься” или “все в порядке”, а потом поправляют галстук, встают и идут по своим делам, будто ничего не произошло.
В Бездну такое отношение.
Орр обнял ее еще раз. Не она его ,а он ее. Потому что можно сколько угодно строить из себя напыщенного сноба, но когда ты понимаешь, что лучше любых слов работают действия, именно действовать и надо было.
“С возвращением” - это он хотел сказать, но вместо этого просто сделал то же самое, что сделала Келин. Она – потому что не могла иначе. Он – потому что иначе мог, но решил сделать именно так. Просто обнять. Положить одну ладонь на спину, а вторую, левую, ей на затылок. И чуть согнуть пальцы, чувствуя сквозь перчатки ткань шапки. Под которой была уже непослушная шевелюра.
Из маски вырвался заметный вздох. Нет, выдох. Такие выдохи бывают, когда чуть ли не готов зарыдать, и уже стоишь на грани начала очередного соплежевания. Но выдохом Орри ограничился.
“Да, пусть это все таки будет она.”
- Пойдем в лагерь. - снова доносится из под маски, но его голова все еще лежит на плече Келин, уткнувшаяся и говорящая те вещи, что противоречили действиям старого друга, явно не желающего ее отпускать.
Но отпустить надо было. Просто чуть-чуть попозже. И без спешки. Без панического отношения к ситуации. Без мыслей о том, что кто-то может что-то не так понять.
Он просто был очень рад ее видеть.